Эрин Келли - Он сказал / Она сказала

– Я остаюсь, – слышу свой голос, и я не шучу.

Лора вспыхивает и хмурится.

– Не говори ерунды! Ты выкинул кучу денег. Иди уже. – Она выталкивает меня на улицу. – Ты ждал этого всю жизнь. Фотографируй. Потом будешь рассказывать детям чудесные истории.

Бросаю взгляд на ноги. Местные тротуары весьма опасны, особенно в сочетании с развязанными шнурками.

– Шансов меня отыскать у нее почти нет, – бормочу я, но Лора уже заперла дверь. Выходит, что я говорю сам с собой.

От нашего дома на Уилберхем-роуд до станции «Тернпайк-Лейн» пять минут ходьбы. Если срезать по Харрингей-пэсседж, то меньше – удобно, хотя сам проулок, что делит наш район надвое, по-диккенсовски мрачен. Иду через парк Даккеттс-Коммон, лавируя между качелей и горок, где обычно играют дети наших друзей. Под ногами хрустит битое стекло.

Со лба уже струится пот, мокнет борода. Помимо соленого привкуса на губах, осталась горечь лжи. Не проверял я списки пассажиров. Это персональные данные, их нет в открытом доступе. Трудно поверить, что Лора пропустила такое мимо ушей. Когда она встревожена, все чувства обостряются. Во время приступов панической атаки она считывает малейшие изменения в моих жестах, улавливает малейшее отклонение от истины.

Я скрываю только то, что может ее расстроить.

Подхожу к станции «Тернпайк-Лейн». Еще закрыто. Здание в стиле ар-деко портят уродливые вывески и рекламные щиты. Ровно в 5.20 служащий в темно-синей форме отпирает чугунные ворота. Единственный пассажир, кроме меня, – усталая негритянка в длинном жилете. Наверное, работает уборщицей в каком-нибудь офисе.

Задумавшись, стою на эскалаторе, идущем вниз. Вряд ли Бесс сядет на тот же корабль. Но она вполне может оказаться где-нибудь на Фарерских островах. Хорошо, что я еду один, не надо беспрестанно следить за Лорой. Я очень долго оберегал жену после событий, разыгравшихся на мысе Лизард, и мне предстоит делать то же самое снова и снова, когда вернусь.

ЛОРА

10 августа 1999-го

Междугородний автобус застрял на шоссе А303 неподалеку от Стоунхенджа. Похоже, все на свете отправились на запад страны наблюдать за затмением. Небо такое же серое, как огромные камни – древний циферблат на нежно-зеленом покрывале холма. Если уж встать в пробку, лучше места не придумаешь. Людям не приходит в голову, что в древности Стоунхендж как раз был нужен для того, чтобы предсказывать затмения и летнее солнцестояние.

Когда по радио у водителя сообщали прогноз погоды, тощий парень с клочковатой бородой, сидевший впереди, хлопал в ладоши и оповещал нас о последних сводках. Прогнозы сулили высокую облачность. Попутчики, собравшиеся на фестиваль в Корнуолл, веселились, несмотря ни на что, – их характерам была свойственна британская стойкость, которая помогла поколению бабушек и дедушек выстоять во времена блицкрига. Для них затмение – лишь повод устроить фестиваль. Увидят – хорошо, не увидят – все равно будет музыка. Это для Кита затмение важнее всего. У него наверняка испортится настроение.

Они с Маком и Лин уже уехали на фестиваль, чтобы поставить чайную палатку, на которой, возможно, удастся чуть-чуть заработать. Я не ела с утра, за завтраком встречалась с агентом из бюро по трудоустройству, а переодевалась к поездке в туалете на вокзале Виктория. Одежда, в которой я пришла на собеседование, лежала в рюкзаке. Я вдавила в пол тяжелый ботинок, будто выжимая педаль газа, а про себя подумала – интересно, мы доберемся до Лизарда до темноты или нет.

В конце концов автобус проехал пробку, которая возникла вовсе не из-за ремонта дороги; просто водители притормаживали, чтобы поглазеть на развалины. Вскоре миновали Уилтшир, затем за окном промелькнул Дорсетский всадник – меловой геоглиф, выложенный на склоне холма. К обеду добрались до Сомерсета. Биотуалет в автобусе давно сломался, так что в Корнуолле все вздохнули с искренним облегчением. Как только мы пересекли границу графства, то здесь, то там стали встречаться торчащие из-под земли шахты заброшенных рудников и черные флаги округа с белым крестом. Море давило со всех сторон. Англия сузилась до размеров полуострова. Во мне зрело приятное чувство – я знала, что в самой южной точке страны меня ждет Кит.

Мы встречались почти полгода. Еще не медовый месяц, но уже полное взаимопроникновение. Выпускные экзамены оказались под угрозой, но хорошо, что Кит всегда отличался усердием и отличной памятью, а мне повезло с билетом и со своевременной поставкой амфетамина. Кит утверждает, это была любовь с первого взгляда; я считаю, что мы полюбили друг друга спустя двенадцать часов после встречи. Мы договорились хоть в чем-то отличаться.

Вместе с Лин мы учились на третьем курсе Королевского колледжа в Лондоне. Она начала встречаться со студентом по имени Мак Маккол, который изучал СМИ (на самом деле его звали Джонатан, но даже мама его так не называла). Мне нравился Мак – до определенного момента: он был симпатичным, забавным и щедро делился с нами травой, однако у него было свойство занимать собой все пространство, и я немного досадовала, что наша дружба с Лин из-за этого страдает. Я совсем не жаждала познакомиться с братом-близнецом Мака, который изучал в Оксфорде теоретическую астрофизику. Наверняка они очень разные, решила я, и оказалась абсолютно права. Если Мак являет собой воплощение классического экстраверта – он черпает энергию от людей и любит многочисленные сборища, то Кит – типичный интроверт. Он устает от разговоров, его вдохновляют идеи.

Нас сплотило затмение. В юности я хваталась за любой повод выделиться из толпы и уйти от массовой культуры, которую презирала. Я любила мрачные клубы и современные рок-группы, о которых мало кто слышал, а также встречалась с парнями, обликом напоминавшими Иисуса. Мне казалось, что наблюдать за исчезающей звездой – невероятно круто, какой-то запредельный спецэффект, не доступный ни воображению, ни бюджету любого организатора клубных вечеринок. Когда Лин сказала, что они с Маком придумали, как побывать в Корнуолле и посмотреть затмение, да еще и подзаработать при этом, я без раздумий согласилась.

Мак жил в Кеннингтоне в квартире с низкими потолками и ободранными стенами, раньше принадлежавшей муниципалитету. На полу валялись рулоны тонкой папиросной бумаги, из которой скручивали косяки. Лампочка в зале взорвалась, и комнату освещали свечи в банках из-под джема. Кит, приехавший из Оксфорда на выходные, сидел в углу; лицо прикрывала светло-рыжая челка, руки он прятал в рукава черного шерстяного свитера. Он казался бледной копией Мака.

– Возлюбленные братья и сестры, – начал Мак, вертя в руках комок гашиша и зажигалку (разговаривать и забивать косяк у него получалось так же естественно, как у других разговаривать и моргать), – мы собрались здесь, дабы решить, как нам поехать на фестиваль, при этом не сильно потратиться. Я проверил – больше всего можно накрутить на горячих напитках, чай-кофе, все дела. Будем подменять друг друга и отлично заработаем.