Элис Фини - Иногда я лгу

– Что есть, то есть.

– Тогда вперед по магазинам, а потом домой. Ложись спать пораньше, и чтобы завтра выглядела как фея, будто в этой жизни у тебя нет ровным счетом никаких проблем.

Я повинуюсь, опустошаю бокал и расплачиваюсь. Раньше, когда я наполняла красками свою жизнь, я всегда оставалась внутри предначертанных контуров, но теперь настало время немного выйти за границы. Перед тем как покинуть бар, я вырываю из блокнота листок со словами «ПРОЕКТ МАДЛЕН», комкаю его, бросаю в камин и смотрю, как белая бумага коричневеет и окутывается пламенем.

День рождественских подарков, 26 декабря 2016 года, вечер

Впервые низвергнувшись вниз, я даже забываю испугаться – все внимание поглощено толкнувшей меня рукой, очень похожей на мою собственную. Но как только под ногами разверзается тьма, вдогонку за мной устремляются все мои самые ужасные страхи. Хочется крикнуть, но такой возможности нет: до боли знакомая рука теперь плотно закрывает мне рот. Я не в состоянии издать ни звука и едва могу дышать. Когда ужас вырывает меня из объятий этого бесконечного кошмара, я просыпаюсь, чтобы оказаться в другом. Память по-прежнему отказывается подсказать, что со мной случилось, как ни пытайся, как ни упорствуй это узнать.

В палату постоянно кто-то заходит, меня окружает какофония шепота, странных звуков и запахов. Надо мной нависают смутные тени, меня будто с головой накрыла огромная волна собственных ошибок. Порой возникает чувство, что я лежу на дне тинистого пруда, что на меня давит столб мутной воды, пропитывает меня тайнами и грязью. Время от времени хочется утонуть, чтобы испытать облегчение, оттого что все это закончилось. Там, на этом дне, меня никто не видит, но ведь я и так всегда была незаметной. Новый мир медленно вращается вокруг, за пределами моей досягаемости, я же продолжаю неподвижно лежать во тьме.

Иногда, как сейчас, удается вынырнуть и продержаться на поверхности достаточно долго, чтобы сосредоточиться на звуках и ускорить их темп, чтобы они вновь обрели для меня смысл. Я слышу, как рядом переворачивается страница, – вероятней всего, какого-нибудь глупого детектива, от которых он просто без ума. Другие приходят и уходят, но он всегда рядом и больше никогда не оставляет меня одну. Я удивляюсь, почему он не откладывает книгу, почему не бросается ко мне, ведь я пришла в себя! Потом до меня доходит, что для него ничего не изменилось, что я до сих пор не очнулась. Время совершенно не ощущается, сейчас может быть как день, так и ночь. Я превратилась в безмолвный полуживой труп. Дверь открывается, и в палату кто-то входит.

– Здравствуйте, мистер Рэйнольдс. Вообще-то вам не положено находиться здесь в столь поздний час, но на этот раз, полагаю, мы вполне можем сделать исключение. Я дежурил прошлым вечером, когда привезли вашу жену.

Прошлым вечером?

У меня такое ощущение, что я здесь уже не один день. Голос кажется знакомым, но если так, значит, это мой лечащий врач. Я пытаюсь представить себе, как он выглядит. Рисую в воображении серьезного мужчину с усталыми глазами, кустистыми бровями и лбом, изрезанным морщинами после всего, что ему довелось увидеть. В моем представлении на нем белый халат, но потом я вспоминаю, что медперсонал в таких больше не ходит, решаю, что он, вероятно, ничем не отличается от остальных, и выдуманный мной человек тут же блекнет.

Я слышу, что Пол роняет книгу и шарит вокруг себя, будто дурачок; профессионалы от медицины его всегда пугали. Готова спорить, он сейчас встает, чтобы пожать доктору руку. Мне даже видеть его не надо, я и так знаю, как он себя ведет, и могу предсказать каждый его шаг.

– Если хотите, я могу попросить кого-нибудь посмотреть вашу руку, – предлагает врач.

И что у него с рукой?

– Нет-нет, с ней все в порядке, – отвечает Пол.

– Вы уверены? Она же у вас вся синяя! Это меня совсем не затруднит.

– Она выглядит хуже, чем есть на самом деле, но все равно спасибо. Не знаете, Эмбер долго будет оставаться в таком состоянии? А то мне никто не может ответить на этот вопрос.

Голос Пола кажется мне странным, сдавленным и тихим.

– На этой стадии сказать очень трудно. В результате аварии ваша супруга получила весьма серьезные травмы…

В этот момент его слова несколько раз отдаются у меня в голове, и я опять погружаюсь в свои мысли. Но как ни пытаюсь, не могу ничего вспомнить ни о какой аварии. У меня и машины-то нет.

– Вы сказали, что дежурили, когда ее привезли… Больше к вам никого не доставили? Я хочу сказать, кроме нее, никто не пострадал? – спрашивает Пол.

– Насколько я знаю, нет.

– Значит, она была одна?

– Только ее машина была разбита. Мне трудно вас об этом спрашивать, но на теле вашей супруги обнаружены следы насилия. Вы не знаете, откуда они могли взяться?

Какие еще следы?

– Похоже, это результат несчастного случая, – отвечает Пол, – раньше я их не видел…

– Понятно. Ваша жена когда-нибудь пыталась причинить себе вред?

– Разумеется, нет! Она не такой человек.

А какой я человек, Пол?

Если бы он обращал на меня побольше внимания, то наверняка бы знал.

– По вашим словам, вчера она вернулась домой чем-то огорченная… Вы не в курсе, что ее так расстроило? – спрашивает доктор.

– Да ерунда какая-то. Неприятности на работе.

– И дома все было в порядке?

Мы все втроем молчим, в палате повисает неловкая пауза, которую нарушает голос Пола:

– Придя в себя, она останется собой? Ничего не забудет? Память у нее сохранится?

Я так напряженно стараюсь разгадать, что же мне, по его убеждению, необходимо забыть, что чуть не пропускаю ответ.

– Повреждения настолько серьезны, что говорить о том, восстановится она или нет, еще слишком рано. Ваша супруга даже не пристегнулась ремнем безопасности…

Я всегда пристегиваюсь.

– …она ехала на такой скорости, что при столкновении вылетела в ветровое стекло и сильно ударилась головой. Так что ей еще повезло.

Повезло.

– Нам не остается ничего другого, как ждать, – говорит врач.

– Но ведь она придет в себя, правда?

– Я очень сожалею о случившемся. Если хотите, мы можем позвонить кому-нибудь, кто приехал бы сюда и побыл с вами. Родственнику или другу…

– Нет, – отвечает Пол. – Кроме нее у меня больше никого нет.

Услышав эти слова, я немного смягчаюсь. Раньше все было по-другому. Когда мы только познакомились, он был на пике популярности и все вокруг мечтали с ним сблизиться. Первый роман Пола принес ему мгновенный успех. Он терпеть не может, когда я так говорю, возражая, что добиваться этого «мгновенного успеха» ему пришлось десять лет. Но так продолжалось недолго. Сначала стало даже еще лучше, но потом все покатилось под откос. Он утратил способность писать – просто не мог найти слов. Успех сломил его, а неудача сломила нас.