Джеймс Чейз - Гроб из Гонконга

Затем я отправился на Бич-драйв, в самый фешенебельный район Пасадены. Здесь богачи на пенсии живут рядом с собственными пляжами, вдали от толпы, наводняющей город в летние месяцы.

У ворот особняка я был около трех. Они оказались открытыми, словно дожидались меня, и я проехал по сорокаярдовой дорожке между ухоженными лужайками и клумбами.

Дом был большим, в старомодном стиле. Шесть широких белых ступеней вели к главному входу. У парадной двери из мореного дуба висел на шнурке звоночек.

Я потянул шнурок, и буквально через минуту дверь отворилась. Дворецкий, высокий вымуштрованный старик, спокойно глядел на меня, вопросительно подняв бровь.

– Нельсон Райан, – сказал я. – Меня ожидают.

Он посторонился и жестом пригласил войти в темный холл, заполненный тяжелой мебелью. Я последовал за ним по коридору в небольшое помещение с несколькими неуютными креслами и столом, на котором лежали глянцевые журналы: все это напоминало приемную дантиста. Дворецкий указал на одно из кресел и вышел.

Я прождал около десяти минут, поглядывая в окно на море, потом дверь открылась, и появилась молодая женщина.

Ей было лет двадцать восемь – тридцать, не более. Темноволосая, приятная, привлекательная, с серо-голубыми глазами, умными и загадочными, хотя и не красавица. Покрой темно-синего платья подчеркивал хорошую фигуру. Но вырез был скромен, как и длина юбки.

– Сожалею, что заставила вас ждать, мистер Райан, – сказала она и вежливо улыбнулась. – Мистер Джефферсон готов принять вас.

– Вы его секретарь? – спросил я, узнавая ее ясный, тихий голос.

– Да. Меня зовут Джанет Уэст. Я провожу вас.

Я прошел за ней через обитую зеленым сукном дверь в большой старомодный, но уютный зал с книгами на полках и двойными французскими окнами, открывающимися в уединенный, окруженный стеной сад, полный ухоженных розовых кустов.

Джон Уилбер Джефферсон, высокий, худой, аристократичный старик, с большим крючковатым носом, полулежал в кресле-каталке в тени. Цвет его кожи напоминал старую слоновую кость, а цвет волос – белое дутое стекло; тонкие красивые руки были испещрены прожилками. На нем был белый льняной костюм и белые туфли из оленьей кожи. Он повернул голову и посмотрел на меня, когда я проследовал за Джанет Уэст в сад.

– Мистер Райан, – представила она меня, прежде чем уйти.

– Присаживайтесь, – сказал Джефферсон, указывая на плетеное кресло поблизости. – Мой слух уже не столь хорош, как раньше, поэтому прошу говорить вас громче. Если хотите курить… дымите. Эту привычку я вынужден был преодолеть больше шести лет назад.

Я сел, но курить не стал. Я решил, что ему мог не понравиться запах сигареты. Когда он курил, то явно это были сигары.

– Я навел о вас справки, мистер Райан, – продолжил он после длинной паузы и окинул меня пристальным взглядом. У меня возникло чувство, будто он вывернул мои карманы, исследовал родинку на правом плече и пересчитал деньги в бумажнике. – Мне сказали, что вы честны, надежны и сообразительны.

Я подумал: кто бы мог сказать ему это, но придал лицу скромное выражение и ничего не ответил.

– Я попросил вас прийти сюда, – продолжал Джефферсон, – потому что хотел услышать из первых уст эту историю о человеке, который позвонил вам, и об убитой в вашем офисе китаянке.

Я отметил, что он не назвал ее своей невесткой. А когда он произнес слово «китаянка», его рот брезгливо скривился и в голосе проскользнуло презрение. Я понимал, что человеку старому и богатому новость о женитьбе единственного сына на азиатке могла быть неприятной.

Я рассказал ему все от начала до конца, не забывая говорить громко.

Когда я закончил, он сказал:

– Спасибо, мистер Райан. Вы не знаете, почему она хотела встретиться с вами?

– Не могу даже высказать предположение.

– Есть ли у вас какая-либо идея начет того, кто убил ее?

– Нет. – Я сделал паузу, потом добавил: – Возможно, человек, назвавший себя Джоном Хардвиком. По крайней мере, он вовлечен в это преступление.

– У меня нет никакого доверия к Ретнику, – сказал Джефферсон. – Он тупой дурак, который не имеет права занимать официальный пост. Мне нужен человек, который поймает убийцу жены моего сына. – Нахмурившись, он оглядел свои испещренные прожилками руки. – К сожалению, мои отношения с сыном нельзя назвать хорошими. Как это бывает, мы оба совершали ошибки, но теперь, когда он мертв, я понимаю, что следовало относиться к нему терпимее. Я думаю, что, не встречая понимания с моей стороны, он становился все более одиноким и опрометчивым в поступках. Женщина, на которой он женился, убита. Мой сын не успокоился бы, пока не нашел ее убийцу. Я уверен в этом. Но мой сын мертв. Самое меньшее, что я могу сделать, – это найти убийцу его жены. Если я преуспею в этом, то в некоторой степени исполню свой отцовский долг.

Он замолчал и посмотрел на сад. Его старое лицо было серьезным и печальным. Небольшой бриз шевелил его седые волосы. Он выглядел очень старым, но полным решимости. Он повернулся и снова посмотрел на меня.

– Как видите, мистер Райан, я старик. Я угасаю. Я легко устаю. Я не смогу сам выследить убийцу, и именно поэтому я послал за вами. Вы заинтересованная сторона. Эта женщина была найдена в вашем офисе. По каким-то причинам убийца попытался переложить ответственность на вас. Я хорошо вам заплачу. Вы найдете этого человека?

Было бы легко сказать «да», взять его деньги и затем просто ждать в надежде, что Ретник найдет убийцу, но я так не работал. Я понимал, что в одиночку мне убийцу не поймать.

– Расследование находится в руках копов, – сказал я. – Только они могут найти преступника. Дело об убийстве вне компетенции частного детектива. Ретник не церемонится с посторонними, которые оказались на его дороге. Я не могу допрашивать его свидетелей. Он узнает об этом, и я попаду в неприятное положение. Как бы мне ни хотелось получить от вас деньги, мистер Джефферсон, они не принесут мне пользы.

Он не был удивлен и продолжал испытующе смотреть на меня.

– Все это я понимаю, – ответил он. – Ретник – дурак. Он, кажется, понятия не имеет, как взяться за это дело. Я предложил, чтобы он телеграфировал британским властям в Гонконге, – нужно узнать хоть что-то об этой женщине. Нам ничего не известно о ней, кроме того, что она вышла замуж за моего сына и была беженкой из красного Китая. Я знаю это, потому что мой сын писал мне приблизительно год назад, что женился на китайской беженке. – Он снова посмотрел в сад, потом сказал: – По глупости я препятствовал этому браку. Больше я не получал от него известий.

– Думаете, у британской полиции есть информация о китаянке? – спросил я.

Он покачал головой:

– Возможно, но вряд ли. Каждый год более ста тысяч несчастных беженцев прибывают в Гонконг. Они не имеют гражданства и документов. У меня есть много контактов в Гонконге, и я пытаюсь справиться с ситуацией. Насколько я понимаю, беженцы, бегущие из красного Китая, на джонках переправляются в Макао, который, как вам, вероятно, известно, является португальской территорией. В Макао не могут справиться с этим вторжением, да и не желают. Беженцев переправляют на других джонках в Гонконг. Британская полиция патрулирует подходы к Гонконгу, но китайцы терпеливы и умны, когда хотят идти до конца. Обычно джонка с беженцами прячется среди других джонок, и полиции трудно ее отыскать. Я понимаю, что британская полиция сочувствует беженцам: в конце концов, бедолаги бегут от общего врага. Преследование прекращается, как только джонка с беженцами благополучно достигает территориальных вод Гонконга. Полиция считает, что бесчеловечно отсылать беженцев назад, раз уж они забрались так далеко. Но все эти люди анонимны. У них нет никаких бумаг. Британская полиция снабжает их новыми документами, но нет никакого средства проверить хотя бы их имена. С того момента, как прибыли в Гонконг, они начинают новую жизнь, и вероятно, под новыми именами: будто рождаются заново. Жена моего сына была одной из таких беженок. Если мы не узнаем, кем она действительно являлась, каково ее прошлое, я сомневаюсь, сможем ли мы когда-нибудь выяснить, почему она была убита и кто ее убийца. В общем, я хочу, чтобы вы поехали в Гонконг и разузнали что-нибудь о ней. Это будет нелегко, но Ретник и вовсе не может сделать этого, а британская полиция не станет хлопотать. Я думаю, что вы справитесь, и готов финансировать вас. Что вы думаете об этом?