Фридо фон Зенгер - Ни страха, ни надежды. Хроника Второй мировой войны глазами немецкого генерала. 1940-1945

Я отлично понимал, что в современной войне кавалерия анахронизм, но, тем не менее, оставался верным этому роду войск с тех самых пор, как начал в нем службу после Первой мировой войны. Все это напоминало жизнь на острове. Увеличение численности армии началось при режиме национал-социалистов, а структурные изменения в вермахте вступили в силу 30 июня 1934 года. Но это увеличение не распространялось на кавалерию, которой удалось сохранить своих специально подготовленных офицеров, набранных в основном из старого прусского офицерского корпуса. Поскольку сам я родом из Южного Бадена, у меня не было традиционных связей с этими пруссаками. И все же они мне нравились, возможно, потому, что в нынешних обстоятельствах не представляли какой-то реальной силы, так как прусская идея в Германии явно капитулировала перед национал-социализмом.

Так получилось, что еще несколько безоблачных месяцев этой суровой и снежной зимы я провел среди своих младших товарищей. Фактически мы все еще пребывали в состоянии мира в тихих сельских домиках в районе Южного Ольденбурга и Вестфалии. Мой денщик, по фамилии Фейрштак, был славным малым. Спокойный светловолосый парень, поздний ребенок сельского жителя из Гарца, он находился при мне с геттингенских дней. Он был предан моей семье и всегда украшал цветами фотографию П. Среди других денщиков он мало чем выделялся, поскольку был тихим и скромным. Не стремился к общению и популярности, и меня это вполне устраивало. Поскольку дел у него было немного, он обычно часами читал Библию или сидел в прострации перед окном.

Все наши офицеры, как и в мирное время, имели своих лошадей. У меня было три строевых коня, средневеса, и поддержание их в нужной кондиции было для меня одновременно источником радости и здоровья.

Велись военные приготовления для пока неопределенной, вероятной кампании на Западе. Проводились тактические учения, во время которых в деталях отрабатывался марш в Голландию.

По воскресеньям мы совершали короткие экскурсии к ближайшему участку границы у Стрине и обозревали эти места с некоторым любопытством, словно там еще были окопы, как во времена позиционных боев Первой мировой войны. Весна усыпала стройные ряды боярышника желтыми цветами, украсившими колючие изгороди. Одна-две снежные метели проводили зиму, и появилось теплое солнце.

В своем кругу, то есть среди давнишних и наиболее близких друзей-офицеров, я мог обсуждать ситуацию без всяких опасений, или, как говорил мой приятель Бааде, «выражать свои взгляды». Мы как-то неопределенно размышляли о перспективах развития событий на Западе, ибо при нашей инстинктивной неприязни к правительству мы в него не верили, а воспоминания о Первой мировой нас тревожили. В какой-то степени мы доверяли Браухичу и Гальдеру [2] Браухич Вальтер фон (1881 – 1948) – генерал-фельдмаршал (1940), в 1938-1941 гг. главнокомандующий сухопутными войсками. Гальде р Франц (1884-1972) – генерал-полковник (1940), в 1938 – 1942 гг. начальник Генштаба сухопутных войск. , потому что никто не мог назвать их нацистами. Имея основательную военную подготовку, они могли более трезво судить о западном противнике, чем Гитлер со своими советниками. Хотя офицерский корпус кавалерии представлял собой ничтожное меньшинство, его прусское мировоззрение отражалось в некоторой степени на других родах войск. Но от старой прусской системы сохранилось нечто более важное Генеральный штаб с его традиционно реалистичной оценкой перспектив войны против западных держав. Общение со многими офицерами в Берлине, где я несколько лет прослужил в Высшем командовании сухопутных войск, поспособствовало укреплению во мне военного скептицизма, который я уже ощущал и с политической точки зрения. Я вспоминаю сейчас беседу с начальником Высшего командования сухопутных войск генералом фон Гаммерштейном, ушедшим в отставку вскоре после прихода Гитлера к власти. Генерал был уверен, что наша политика превратит нас во врагов Запада и приведет к поражению.

Теперь, когда над нами нависла угроза войны, я понимал, что личности вроде Гаммерштейна и Бека [3] Бек Людвиг (1880 – 1944) – генерал-полковник, с 1935-го по август 1938 г. начальник Генштаба сухопутных войск. были лишь немногочисленной элитой внутри Генерального штаба, хотя и занимали такие важные должности, как генерал-квартирмейстер, начальник управления, но Генеральный штаб был огромным.

В Берлине, как и в провинции, существовал иной тип офицеров, все мысли которых сводились только к военным проблемам. Эти люди не обладали способностью к высокому стратегическому мышлению, не умели мыслить и политически. Постепенно они побеждали числом и влиянием, ибо устраивали правящий режим больше, чем высокообразованные офицеры Генштаба. Такие политически не образованные офицеры тоже пробивались в Генеральный штаб, ОКБ (Верховное главнокомандование вооруженных сил Германии) и ОКХ (Высшее командование сухопутных войск). Некоторые своим чисто военным патриотизмом напоминали служившего для них образцом Людендорфа [4] Людендорф Эрих (1865-1937) – немецкий генерал, один из идеологов германского милитаризма, автор концепции «тотальной войны». , другие же, в особенности те, кто помладше, были просто сыновьями людей, которые более или менее восторженно принимали новую власть. В такой ситуации мне казалось маловероятным, что Генеральный штаб использует свое влияние для предотвращения новой мировой войны. И все же я не терял надежды.

Поэтому я испытал шок, когда вечером 9 мая 1940 года поступил секретный приказ о вторжении в нейтральную Голландию. Меня охватила какая-то усталость, вроде той, что я испытывал перед атаками во времена Первой мировой войны, – ощущение, что мне любой ценой необходимо в последний раз как следует выспаться. С наступлением ночи я отправился на командный пункт, расположенный на заранее выбранной передовой позиции, с него я должен был управлять начальными действиями основных сил своей кавалерийской дивизии. В эти последние дремотные часы я испытывал сильную тревогу – нечто похожее на страх или напряжение перед выходом на сцену, или перед трудной скачкой по пересеченной местности, или при столкновении с неизвестностью судьбы. Вероятно, это был просто страх.

С утра 10 мая сообщения с фронта оказались не более благоприятными, чем в течение прошедшей ночи. У меня складывалось впечатление, что полки остановились перед голландскими укреплениями, которые, по нашим предположениям, должны были быть слабыми. И я немедленно отправился вперед на командные пункты батальонов и рот. Один из ротных командиров подтвердил мои опасения. В цепи пехоты я заметил легкий танк из нашей дивизии, ведущий огонь по ближайшему голландскому блиндажу. Поскольку пулеметы из этого блиндажа заставили пехотинцев залечь, я укрылся за нашим танком. Едва ли это было правильно, ведь танк привлекает огонь противника, но случается делать и так. За ним укрылся и молодой лейтенант фон Кекериц. Его ординарец повернулся ко мне и сказал: «Господин лейтенант ранен, он очень плох». Я ответил: «Сынок, господин лейтенант умирает».