Умберто Эко - Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ (сборник)

Я пессимист, но я не отвергаю мир. Я исповедую здоровое воздержание, оргии оптимизма кончились. Теперь – спокойный отказ участвовать в пире риторов, в бесконечном праздновании. Жест пресыщения – не отвращения. Пессимизм не препятствует деятельности, напротив, придает ей сосредоточенность, придает цельность. Между оптимистом, лозунг которого: «Не будем беспокоиться, все само собой наладится», и пессимистом, чей ответ звучит: «Делай каждый день, что ты должен, даже если все идет хуже и хуже», я выбираю пессимиста. <���…> Я не говорю, что все оптимисты – пустобрехи, но все известные мне пустобрехи – оптимисты. Мне не удается отъединить в сознании слепую веру в историческое или божественное провидение от суетности тех, кто считает себя центром мира и думает, будто все произойдет по его хотению. Я ценю и уважаю, напротив, тех, кто работает, не требуя никакого обещания от мира, никакой гарантии, что мир исправится, не ожидает не то что наград, но даже и подтверждений. Только славный пессимист способен действовать со свободным умом, с крепкой волей, себя не выпячивая, с предельной преданностью собственным обязанностям» (там же, с. 169—170).

Таково, и по мне, пересмотренное представление о назначении ученого.

Вот мы тут спорим о Просвещении, и мне захотелось поспорить кое с чем конкретно. А именно – с тезисом Маффеттоне [79] Себастьяно Маффеттоне (p. 1948) – итальянский философ, председатель Итальянского общества политической философии. Близок к позициям левой светской либеральной философии (линия, идущая от Гобетти к Боббио). Эко имеет в виду статью в La Repubblica 30.12.2000 г. (с которым я, должен сказать, соглашаюсь по остальным пунктам) насчет того, что хотя Эудженио Скальфари [80] Эудженио Скальфари (р. 1924) – итальянский журналист, в 1976 г. основал и до 1996 г. был главным редактором газеты La Repubblica , которая является рупором леволиберальной интеллигенции и соперничает с Corriere della Sera, занимающей более консервативную позицию. всю жизнь занимается Просвещением, это якобы совсем не чувствуется теми, кто читает курируемые Скальфари литературный и научный разделы газеты «Репубблика».

Ну зачем же так преувеличивать. Если не считать раннего периода (двадцать лет назад культурная страница в «Репубблика» была зациклена на проблеме дисбаланса между Северной Италией и Южной, потому что в то время Скальфари, как и все остальные, был посткрочеанцем) [81] Крочеанцы – мыслители, отличавшиеся живым отношением к реальности, подобно Бенедетто Кроче. Б. Кроче в послевоенный период часто отходил от философских тем, предаваясь политическим размышлениям. Кроче живо интересовался так называемым «южным вопросом» (questione meridionale) – то есть проблемами, вставшими перед молодым объединенным государством: требовала осмысления и актуальных программ резкая экономическая диспропорция Севера (капиталистического и индустриализированного) и Юга (аграрного, отсталого). Фраза Эко о «посткрочеанцах», надо полагать, слегка иронична: имеется в виду политизированность образа мышления в ущерб философским обобщениям. , раздел культуры состоит в равных пропорциях из статей о Ницше и из рассуждений в духе литературных салонов XVIII века, так что определенная доза Просвещения там вполне наличествует. Коль уж на то пошло, это газету «Коррьере делла сера» можно упрекнуть в некотором перекосе в сторону божественной тематики.

Но мы говорим не об этом.

Лучше давайте определим, что значит быть последователем Просвещения в сегодняшние времена. Эпоха Просвещения ушла, и, по мне, малопродуктивно переквалифицироваться в столяров, как Дидро. Определим первостепенную посылку интеллектуальной этики просветительства – быть готовыми критически пересматривать не только любое верование, но и все то, что наука застолбила в качестве непререкаемых истин. Выделить некоторые обязательные условия и при их наличии опираться не на «твердое основание» (по Гегелю), а на нормальный здравый смысл. Ибо основное наследие Просвещения к тому и сводится: есть на свете рассудительный способ рассуждать, и, ведя себя разумно, всем бы следовало рассуждать, договариваться и соглашаться друг с другом. Философию тоже следовало бы подчинить здравому смыслу.

Значит, необходим здравый смысл – не столь всеохватный, как «голый разум» Бёрка [82] Эдмунд Бёрк (1729—1797) – ирландский государственный деятель и политический теоретик. «Голый разум» (naked reason) – выражение, использованное Бёрком в трактате «О вкусе» (ок. 1756). По мнению Бёрка, люди скорее приходят к согласию в эстетических суждениях, чем в теоретических вопросах «голого разума». , но все-таки очень полезный. Хотя, конечно, боже упаси воспринимать собственную разумность как нечто метафизическое и высокое. Просто-напросто, помните, у Лейбница? Хорошо, когда все садятся вокруг стола и говорят «посчитаем» (calculemus).

Поэтому я думаю, что порядочный просветитель – это тот, кто имеет представление о том, «как устроен мир». Этот минималистски-реалистичный подход недавно было заново упрочен Серлем [83] Джон Роджерс Серль (р. 1932) – американский философ языка и автор концепции «интенции», создающей предпосылки для лингвистического акта. Серль ввел в теоретическую лингвистику практические эксперименты, в частности – проделал известный «эксперимент с китайской комнатой», доказывая, что искусственный разум (компьютерный), не имея «интенциональности» лингвистического акта, может расцениваться только как неосмысленный исполнитель полученных извне инструкций. , который отнюдь не всегда прав, но иногда у него бывают дельные и резонные мысли. Говоря «мир устроен так-то», мы отнюдь не заявляем, будто познали мир или надеемся когда-то познать его. Но, несмотря на то, что нам не суждено никогда познать мир, он все равно будет устроен так-то, и нисколько не иначе. Даже те, кто полагает, будто мир сегодня устроен так, а завтра эдак, то есть что мир странен, хаотичен и непостоянен, что законы мира меняются то и дело наперекор метафизикам и космологам, – даже они согласятся, что капризность и непостоянство мира грамматически описываются с помощью фразы «мир устроен так-то».

А следовательно, имеет смысл продолжать стараться и описывать как можно большее число вещей мира.

Когда-то я сказал Ваттимо, что верю в законы природы, то есть знаю: если скрестят кобеля с сукой, родится собака, а если скрестят кобеля с кошкой, или не родится ничего, или родится такое, что упаси нас господь увидеть в своей квартире. Ваттимо на это отвечал, что в нынешнюю эру генные инженеры уже научились менять характеристики видов. Ну да, парировал я: если для того, чтоб скрестить кошку с собакой, нужно привлекать инженеров (то есть искусство), это значит, что было первоначальное естество, природа, над которой впоследствии совершили неестественность, то есть природу извратили искусством. Выходит, что я больший просветитель, нежели Ваттимо, – думаю, он не огорчится, услышав эти слова.