Леон Баттиста Альберти - Книги о семье

LIBER PRIMUS FAMILIE:

DE OFFICIO SENUM ERGAIUVENES ET MINORUM

ERGA MAIORES ET DE EDUCANDIS LIBERIS

Когда наш отец, Лоренцо Альберти, слег в Падуе [2] Находясь в ссылке, Лоренцо жил сначала в Генуе, затем, во время эпидемии чумы, когда умерла мать его сыновей Баттисты и Карло, переехал в Венецию, а потом в Падую, где жили также его родственники Адовардо и Лионардо. Риччардо жил в Болонье. События, описываемые в диалогах, относятся к маю 1421 г. в постель из-за того последнего тяжкого недуга, который свел его в могилу, на протяжении нескольких дней он страстно желал повидать своего брата Риччардо Альберти, и узнав, что тот скоро посетит его, сильно возрадовался и, более обычного приподнявшись на своем ложе, уселся на нем, всячески показывая, как он доволен. Мы все, постоянно находившиеся при нем, радовались вместе с ним, потому что увидели проблески надежды в испытанном Лоренцо, как нам казалось, необыкновенном облегчении. Там присутствовали Адовардо и Лионардо Альберти, весьма сострадательные и скромные люди, и Лоренцо обратился к ним примерно со следующими словами:

– Не могу выразить словами, сколь жажду я увидеть Риччардо Альберти, нашего брата, чтобы позаботиться вместе с ним о некоторых делах нашего семейства, а также поручить ему вот этих двух моих сыновей, Баттисту и Карло, о которых я думаю с болью в сердце, не потому что сомневаюсь в готовности Риччардо всячески помогать им и печься об их благе, но из невозможности исполнить перед смертью этот отцовский долг, и я не хотел оставлять неисполненной ни одну из своих святых и праведных обязанностей. Однако я прощусь с жизнью с легким сердцем, ибо буду настоятельно просить всех вас, и прежде всего Риччардо, чтобы вы помогли моим детям стать достойными людьми и для этого делали все то, что при необходимости вы сделали бы для своих.

Ему отвечал Адовардо, который был старше, чем Лионардо:

– Ты очень растрогал меня своими речами, Лоренцо! Я вижу, что ты преисполнен той же любви и жалости к детям, которую часто по разным поводам испытываю и я. Вижу также, что тебе хотелось бы, чтобы все прочие питали к нашим домашним такую же любовь, так же заботились о благе и чести нашей семьи, как это делал ты. Я думаю, что ты справедливо судишь о честности и надежности Риччардо, твоего брата не только по крови, но и по благочестию, человеколюбию, благонравию. Трудно представить себе более кроткого, спокойного и воздержного человека. Но не сомневайся, что и всякий из нас в меру своих сил подражает ему; а в том, что затрагивает пользу и честь самого последнего члена рода, не говоря о твоих дражайших детях, мы стараемся заслужить славу твоих добрых и преданных родственников. Если же дружеские отношения крепче, чем родственные, то мы будем поступать как твои настоящие и искренние друзья. Все что тебе дорого, что дорого Лоренцо, которого каждый из нас любит, как себя самого, мы будем беречь и ценить насколько сможем и насколько ты захочешь. И всякий из нас охотно сделает все необходимое, а в данном случае без особого труда, ибо нам будет легко и приятно повести к славе и почету этих юношей, которые получили от тебя отменное напутствие и пример, как обрести славу и добродетель. Мы знаем, что они не обделены умом и природным характером, потребными для того, чтобы заявить о себе, так что помощь им будет делом приятным и благодарным. Однако Господь да сохранит тебя здоровым и счастливым, Лоренцо. Не падай духом и не считай, что ты уже лишился этих и других полезных качеств, пока не пробьет твой час. По-моему, тебе стало лучше, и я надеюсь, что ты сам сумеешь позаботиться о своей семье не хуже чем другие, как всегда прежде бывало.

ЛОРЕНЦО. Что ты говоришь? Да разве мог бы я относиться к тебе, Адовардо, и к тебе, Лионардо, иначе как с уважением, как к моим дорогим родичам и верным друзьям? Разве я могу представить, что вы не примете мои заботы близко к сердцу, как люди близкие мне по крови, чьей любовью и расположением я всегда чрезвычайно дорожил. Конечно, я предпочел бы не обременять вас своими просьбами. Правда, смерть меня не страшит, но притягательность жизни, удовольствие общаться и беседовать с вами и прочими друзьями, радость обладать тем, что у меня есть, заставляют меня сожалеть о расставании со всем этим. Я не хочу лишиться этих радостей раньше времени. Может быть, это было бы для меня не так тяжело и не так печально, если бы я мог сказать о себе, как говорил Юлий Цезарь: я прожил достаточно, чтобы считать свою жизнь долгой и счастливой. Но я не достиг того возраста, когда мысль о смерти не вызывает горечи [3] По косвенным данным можно заключить, что Лоренцо было немногим более 40 лет. , и я не был так счастлив, чтобы не мог рассчитывать на большее везение. А самым большим везением, самым желанным счастьем для меня было бы, если не жить достойно в доме моего отца, то хотя бы умереть там и упокоиться меж моих предков! Однако если судьба этого не допустит, если естественный ход вещей иной или мне суждено выносить такие невзгоды от рождения, благоразумие требует терпеливо принимать то, что неизбежно. Конечно, я предпочел бы, дети мои, не покидать вас в этом возрасте и не отказался бы достичь более преклонных лет, хотя бы ради привычных мне трудов на благо и процветание нашего дома. Но если для моего духа уготовано другое назначение, я не собираюсь роптать и противиться тому, что произойдет независимо от моей воли. Пусть свершится со мной то, что Богу угодно.

АДОВАРДО. И я так думаю, что мысль о неизбежности кончины для смертных всегда помогала преодолеть страх расставания с жизнью.

Однако и болезнь, и слабость не должны вести к предвзятым суждениям, каковые помогают справиться с боязнью и отогнать сумрак смерти, но, по моему разумению, нарушают покой и безмятежность духа, погружая его в тревогу. Впрочем, в болезненном состоянии я, наверное, тоже не сумел бы от нее избавиться, обуреваемый мыслями о тех, кого я оставляю, о том, как уладить свои дела и кому поручить заботу о дорогих мне людях. Не знаю, кто мог бы отвлечься от подобных мыслей, и они, вероятно, не способствуют облегчению хода болезни. Но было бы похвально, Лоренцо, если бы ты настроился не так мрачно. Попробуй. Утешься, поверь в судьбу и, главное, в самого себя, и вместе с нами подумай о том, что твои дети, если мы не слишком обольщаемся на их счет, принесут тебе много радости.

ЛОРЕНЦО. Дети мои, добродетель всегда имела огромное преимущество: она похвальна сама по себе. Вы видите, как старшие хвалят вас за нее и сколь много вам обещают. Для вас будет самой высокой честью стараться изо всех сил и со всем своим умением оправдать их надежды. Но всякая добродетель взрастает в добронравных умах. Послушайте, Адовардо, и ты, Лионардо, быть может, то что я скажу, на деле не так; но для отцов естественно преувеличивать достоинства своих сыновей, так что с моей стороны не будет опрометчивым выказать в их присутствии для их же побуждения к добротолюбию, насколько мне приятно и радостно убеждаться в их достоинствах, ведь даже малая похвала в их адрес мне покажется огромной.