Анни Латур - Волшебники парижской моды

Стоит обратить внимание на следующий абзац, выписанный из «Замогильных записок» Шатобриана [32] Шатобриан, Франсуа Рене (1768 – 1848) – французский писатель и политический деятель. В мемуарах «Замогильные записки» (1848) подвел итог своим художественным и философским изысканиям. , в котором он описывает свое путешествие в компании Розы Бертэн, не подозревая, какой она известный человек. Это было в 1786 году, Шатобриану едва исполнилось восемнадцать лет, и, по его признанию, модистка, «легкомысленная и развязная», увидев его, рассмеялась. Он так смутился, что забился в угол кареты «из страха коснуться платья мадам Розы». Они проезжали через Версаль, где «царила королева, во всем блеске молодости и красоты…». В Париже «мадам Роза приказала отвезти себя на улицу Майль, в отель “Европа”, и поторопилась избавиться от своего недотепы-попутчика…». Она не знала, что этот недотепа станет одним из величайших французских писателей!

Бертэн считала себя настолько выше других, что одна мысль о возможном соперничестве приводила ее в негодование. Тем не менее конкуренты у нее были, и среди них опасные, как знаменитый парикмахер и шляпных дел мастер Леонар Боляр, виртуоз моды. Тоже утонченный, жеманный, манерный, одним словом, настоящий кутюрье, он полностью соответствовал тому типу, многочисленные образцы которого нам хорошо известны.

Неизвестный поэт оставил хвалебные строки, посвященные ему, Архимеду моды, волшебнику, в роскошном магазине он распоряжается вкусами клиентов:

Боляр преподнес королеве сделанную им самим благоухающую розу, сердцевина которой открывалась, являя взору миниатюрный портрет Ее Величества! Это оказалось слишком для Бертэн, и она надолго отказывалась исполнять заказы принцессы де Ламбаль, виновницы знакомства Боляра с Марией Антуанеттой.

Несмотря на все ухищрения Бертэн, клиентки Боляра были такого же высокого полета, что и ее собственные. Мадам де Матиньон, постоянная заводила дерзких выходок (не она ли взошла на эшафот нарумяненная и в шикарном платье), заключила с Боляром соглашение: заранее оговоренная плата, двадцать четыре тысячи ливров, – и он каждый день сооружает ей новую прическу. Эти прически были настолько высоки, что «дамы ехали в своих каретах, стоя на коленях. Их лица будто вставлены в середину тела», – так писали в 1775 году. Головные уборы не отставали от причесок. Тот же Боляр пришел на помощь своим молодым клиенткам: он придумал «чепчик для матушки» со спрятанной в нем пружиной. В компании почтенных матрон головку модницы покрывал добропорядочный чепец, но едва франтиха покидала это общество, она приводила пружину в действие, и ее головной убор увеличивался в высоту втрое. Однажды Боляру нанесла визит знатная англичанка. «Я – вдова адмирала, – заявила она ему, – и полагаюсь на ваш вкус и воображение». Через два дня получила «божественную шляпку», как написала в своих «Воспоминаниях» графиня Адемарская: смятый газ выполнял роль морских волн, по ним плыл корабль, созданный из оборок и бижутерии, а на мачте развевался траурный флаг.

Искусство укладывать волосы – в 1770 году насчитывалось около трех тысяч восьмисот различных способов – сделало работу шляпного мастера такой же важной, как труд модистки. Одно это позволяет понять, каким образом слава Леонара Боляра, создававшего головные уборы для самой королевы, вышла за пределы Франции и создала вокруг его персоны огромное количество легенд. В 1836 году в книжные магазины поступили в продажу его «Воспоминания», такие же неправдоподобные, как мемуары Розы Бертэн. Впрочем, неизвестный автор желал только сенсации, в его книге нет никакой политической подоплеки.

Тот же Боляр изобрел знаменитое направление в создании головных уборов – «шляпы настроения», предназначенные выражать тайные мысли и чувства надевшей такую шляпку: вокруг головок легкомысленных дам вились бабочки, целая стая вестниц любви, вплетенных в волосы, поощряла ухаживания кавалеров; или, например, саркофаги и траурные урны говорили о меланхолии из-за погибшей любви. Для герцогини де Шартр, которая в 1775 году родила сына (будущего Луи Филиппа), Леонар придумал прическу с восседающей роскошной кормилицей, держащей на руках ребенка. Маленькие фигурки-безделушки стали важным средством для создания необходимого образа. Отныне у них появилась собственная жизнь в неизменном процессе построения платья; они позволили модисткам воплощать любые фантазии: политические события, сражения и победы, судебные процессы, театральные успехи, салонные сплетни – все служило предлогом для создания новых украшений, отделки новых моделей головных уборов. Иностранный путешественник Мейстер в 1774 году писал, что ежедневные новости можно было узнать, рассматривая головки женщин.

То же можно сказать и о моде на расцветки тканей. В Париже не осталось ничего, вплоть до уличной грязи, что не дало бы названия какому-нибудь оттенку шелка, – «сточная канава» или цвет вышивки «парижская грязь», которой мадемуазель Ленорман отделала «турецкое платье», произведшее настоящую сенсацию в обществе. Никто не сомневался в правильности названия цвета «кака дофина» – оно появилось в связи с рождением наследника в королевской семье. И объяснялось все это не просто капризами вкуса, но и лихорадочным, страстным желанием перемен, что само по себе есть ритм времени, бегущего навстречу своей гибели. Общество правящего класса отыгрывало последний акт пьесы, заявляя право на фривольный образ жизни, на необузданную роскошь, в то время как страна разрушалась, государственная казна стремительно пустела, а миф о королевской власти распадался на глазах.

Элегантная дама. Гравюра XVIII в.

В поисках сенсаций не гнушались бравировать нищетой людей. Цены на хлеб выросли до такой отметки, что повсюду стали вспыхивать мятежи; были разграблены все булочные и хлебные склады, а модистки создали «бунтарский чепец», и Роза Бертэн жестокой зимой 1784 года с долей цинизма выпустила в продажу «чепец серой сестры» – скромность лишь внешняя, а цена такая же высокая, как и у самого щегольского головного убора с плюмажем.

Мода двигалась к упрощению, конечно, не в сфере морали, но в законе стиля, требующего отклика именно в тот самый момент, когда появляется новая форма, что вытекает из естественной эволюции. Головные уборы «молочница», «крестьянка», «Руссо» возникли не из-за переворота в умах людей и не под влиянием новых идей Руссо. Точно так же одежду в «английском» стиле носили не по причине восхищения солидностью английской экономики, тем более что мода на греко-романский стиль появилась не по причине желания очиститься в источниках Античности.