Роберт Грейвс - Белая Богиня

В валлийских повестях-мабиноги постоянно повторяется число тринадцать: «Тринадцать сокровищ», «Тринадцать чудес Британии», «Тринадцать королевских драгоценностей». Таким образом, тринадцать крепких замков были тринадцатью месяцами года, а Эльфин обрел свободу в лишний день – День освобождения, День божественного дитяти. Естественно, этот день выпадал тотчас после зимнего солнцестояния, за два дня до Рождества, когда римляне отмечали середину зимы. Я осознал, что если правильное прочтение – «провел в колодках и в оковах ровно год и один день», то эту часть фразы нужно перенести к предложению «Я – верховный бард Эльфина», ведь именно Эльфин был заточен в темнице.

А теперь стоит отметить, что Гвинн Джонс не разделяет общепринятого мнения, согласно которому слово «Мабиногион» означает «повести для юношества». Он полагает, что по аналогии с ирландским эпитетом Мак-ин-ок (Mac-ind-oic), традиционно характеризующим Энгуса, владетеля Бруга [106] Бруг ( ирл . brugh) – крепость, укрепленный холм. – Примеч. перев. , слово «мабиноги» означает «сын девственной матери». Далее Гвинн Джонс утверждает, что термин «мабиноги» первоначально употреблялся только по отношению к четырем повестям о Придери, сыне Рианнон. Рождение этого «сына девственной матери» во всех источниках приходится на зимнее солнцестояние. В свете гипотез Гвинна Джонса кажется вполне осмысленной история о соперничестве Филипа Брэдида с менестрелями за право в Рождество первым сложить песнь принцу Рису Йейянку, а также упоминание им в этом контексте Мэлгуна и Эльфина.

Ответом на загадку в шестнадцатой строфе («Я побывал в кладовой»), будет «Кей», ибо Кей, как сенешаль, ведал всем хозяйством при дворе короля Артура, включая кладовые. Эта строка, хитроумно объединенная с загадкой о казарке так, чтобы получилась нарочитая бессмыслица, наверное, должна была относиться к «Я пребывал с Господом в вышних» или, скорее, «Я пребывал с моим Повелителем среди знати» в строфе четвертой, поскольку в «Триадах» Кей предстает «одним из трех увенчанных полководцев», а еще наделен магическими способностями. В «Повести о Кулухе и Олуэн» содержится описание Кея:

«Он мог задержать под водой дыхание на девять дней и ночей и все это время спать блаженным сном. Ни один врачеватель не в силах был исцелить рану, нанесенную его мечом. По своей воле мог он преобразиться и сравняться ростом с самым высоким лесным деревом. От его тела исходил такой жар, что во время проливного дождя предмет, каковой держал он в руке, оставался сухим, точно не упало на него ни одной капли. В самый хладный день был он для своих спутников словно раскаленная печь».

Это описание весьма напоминает изображение солярного героя Кухулина, когда на поле брани его охватывала ярость. Однако в более поздних легендах артуровского цикла Кей совершенно переродился, превратившись в шута и главного повара.

Память о годе, состоящем из тринадцати месяцев, продолжала жить в сельской языческой Англии по крайней мере до XIII в. «Баллада о Робин Гуде и монахе» начинается так:

В значительно более позднем варианте баллады эти строки звучат уже иначе:

Пока я могу предложить следующие ответы на загадки «Поэмы о Талиесине»:

Далее я не смог продвинуться, иначе мне пришлось бы прибегнуть к методу решения кроссвордов, состоящему в использовании уже имеющихся ответов в качестве подсказки для решения более сложных загадок, однако я кое-чего добился, поломав голову над предложением «Трижды пребывал я в замке Арианрод».

Арианрод («Серебряное колесо») упоминается в сто седьмой триаде как «объятая сиянием дочь Дон», она становится главной героиней «Повести о Мате, сыне Матонви». Ни один читатель, знакомый со множеством вариантов той же легенды в корпусе любых европейских мифов, не может испытывать никаких сомнений относительно ее происхождения. Она – мать известного по многим мифам божественного младенца, человека-рыбы Дилана. Дилан, убив опять-таки известного по многим мифам крапивника (подобно тому как накануне Нового года, в День святого Стефана, его убивает малиновка) [107] Речь идет о кельтском языческом обычае, сохранившемся и после принятия христианства. В День святого Стефана, отмечаемый Католической и Англиканской церковью 26 декабря, ряженые ходят по домам, собирая деньги на поминки по крапивнику ( англ . Wren) – символу уходящего года, убитому малиновкой ( англ . Robin), символом наступающего года. В историческое время ряженые расхаживали по улицам с живым Крапивником, а затем – с его изображением. – Примеч. перев. , становится Ллеу Ллау Гифесом («Львом, бьющим без промаха») [108] Дословно «Лев с твердой рукой». – Примеч. перев. , известным по многим мифам прекрасным и наделенным талантами солярным героем, которого сопровождает известный по многим мифам божественный близнец. Впоследствии Арианрод принимает облик Блодуэд, известной по многим мифам богини цветов. Она коварно (как бывает во многих мифах) губит Ллеу Ллау (эта история такая же древняя, как и вавилонская легенда о Гильгамеше). Затем ее превращают сначала в сову мудрости, известную по многим мифам, а потом в свинью, пожирающую своих поросят и опять-таки хорошо известную в мифологии многих европейских народов, и она питается плотью мертвого Ллеу. Однако Ллеу, душа которого, как обычно, воплощается в образе орла, как обычно, воскресает. Вся эта история подробно излагается в главе семнадцатой.

Другими словами, Арианрод – еще одна ипостась Каридвен, или Керридвен, Белой богини Жизни-в-Смерти и Смерти-в-Жизни, а проникнуть в замок Арианрод означает попасть в королевское чистилище и ожидать там воскресения, ибо, согласно первобытным европейским верованиям, заново возродиться к жизни было даровано только правителям, вождям, поэтам и волшебникам. Бесчисленные души не столь изысканных и утонченных смертных безутешно скитались в ледяном замковом дворе, пока не ободряемые христианской надеждой на всеобщее воскресение. Гвион наглядно показывает это в «Плаче на смерть тысячи детей» («Marwnad y Milveib»):

Где же находится это чистилище? Его следует отличать от кельтских Небес, располагающихся прямо на Солнце и представляющих собой, как известно из одной бретонской легенды, вспышку света, порожденную мириадами воссиявших чистых душ. Ну и где же искать чистилище? На холодном Севере. Далеко ли на Севере? За обиталищем Борея, северного ветра; по словам Пиндара, «за спиной северного ветра». До сих пор у кельтов популярно такое обозначение потустороннего мира. Но где именно находится обиталище северного ветра? Только поэт окажется достаточно настойчив, чтобы задать последний вопрос. Поэт – дитя, не довольствующееся малым и осмеливающееся задать сложный вопрос, который возник из ответа учителя на его простой вопрос, а потом еще более сложный вопрос, который возникает из последнего ответа. Как ни странно, на последний сложный вопрос найдется готовый ответ. Каер Арианрод (не затонувший приморский городок неподалеку от Кернарвона, а настоящий Каер Арианрод) – это, согласно «Словарю валлийского языка» Оуэна, созвездие, называемое Corona Borealis. Не Corona Septentrionalis (Северная Корона), а Корона Северного Ветра (Corona Borealis) [109] Речь идет о разных названиях одного и того же созвездия. – Примеч. перев. . Возможно, мы получили ответ на вопрос, занимавший Геродота: «Кто же такие гиперборейцы?» Были ли гиперборейцы, «живущие за спиной северного ветра», адептами культа Борея, подобно фракийцам, живущим на побережье Мраморного моря? Верили они, что после смерти Гермес Психопомп перенесет их души в тихий, окруженный серебряным сиянием замок за спиной у северного ветра, который хранит звезда Альфета?