Ларс Свендсен - Философия свободы

Тем самым мы только что лишили себя всякого морального стандарта, пригодного для оценки человеческого поведения, в том смысле, что мы можем лишь констатировать: люди ведут себя так, потому что они таковы. У нас не больше оснований предъявлять определенные моральные требования к человеку – ты должен вести себя так, а не иначе, – чем к собаке или кирпичу, который падает с крыши и обрушивается на голову прохожему. Но так ли это на самом деле? А может быть, прав идейный противник Фрейзера, Кастл, утверждающий, что существует иное, более глубокое понимание свободы воли, не учтенное Фрейзером? Или же существует еще одна альтернатива, при которой люди детерминированы, как и говорит Фрейзер, но при этом должны нести ответственность за свои поступки?

Давайте ненадолго представим себе, что Фрейзер прав в своих идеях и эти идеи верны также относительно него самого. Можем ли мы продолжать оценивать его моральную правоту или неправоту при создании общины? Может ли тотальный детерминизм подразумевать и тотальный нигилизм, или же в такой вселенной останется место для моральных ценностей? Во вселенной, где все предопределено, где Фрейзер может сделать только Х, но не Y, было бы странно порицать Фрейзера за то, что он совершил Х. Для этики не остается места. Как может существовать добро и зло там, где есть только один возможный сценарий? В полностью детерминированной вселенной нет разницы между убийцей-садистом и его жертвой. Оба живут согласно своей природе, и больше о них сказать нечего. Но мир, где нет разницы между добром и злом, вряд ли пригоден для жизни.

Возвращаясь к «Уолден два», мы можем добавить, что в этом обществе действуют строгие правила. Имеется некий набор ценностей, общих для всех его граждан. Вопрос в том, можем ли мы говорить о свободном обществе, если у людей в нем нет вариантов выбора. В последующих главах я постараюсь доказать, что существует тесная связь между автономией и плюрализмом, и в силу этого Фрейзер не имеет права называть «Уолден два» самым свободным местом на земле потому лишь, что там никого не принуждают поступать против своей воли. Фрейзер считает, что он создал оптимальный жизненный уклад. Но что если одному из его сограждан пришли бы в голову другие идеи? Фрейзер, наверное, возразил бы, что такого просто не может произойти, настолько глубоко внушена людям его идеология. Но представим себе, что Кастл, заезжий философ, привез с собой несколько книг и оставил их в публичной библиотеке «Уолден два», не сообщив об этом Фрейзеру. В этих книгах описаны другие жизненные уклады, и предположим, что некоторые члены общины прочли о них и захотели жить по-другому. Что сделает Фрейзер с этими людьми? Вряд ли ему и здесь удастся избежать принуждения и запугивания, а значит, «Уолден два» никоим образом не может быть «самым свободным местом на земле». Нельзя позволить диссидентам свободно разгуливать по общине и оказывать влияние на других граждан, а значит, придется отправить их в ссылку, посадить в тюрьму или просто уничтожить, а кроме того, Фрейзеру пришлось бы ввести цензуру, иначе говоря – удалить вредные книги из библиотеки. Идеологический плюрализм – величайшая угроза существованию «Уолден два». Таким образом, мы убедились, что свобода граждан «Уолден два» – лишь видимость, поскольку в основе ее лежит запрет на любые другие возможности кроме тех, что предусмотрены якобы добрым, а на самом деле тираническим Фрейзером. Скиннер описывал «Уолден два» как свою версию рая на земле, и позднее я покажу, как подобные идиллические проекты в реальной жизни приводят к политическим катастрофам.

Дискуссия между Фрейзером и Кастлом прекрасно иллюстрирует тот факт, что понятие свободы было и остается весьма противоречивым. Не в том смысле, что многие готовы назвать себя принципиальными противниками свободы, а в том смысле, что существует огромное количество противоречащих друг другу определений этого понятия. Можно, конечно, сказать, что у всех этих определений есть некое общее ядро, благодаря которому мы можем называть свободой такое множество различных вещей, однако как только мы попытаемся выделить и определить это ядро, разногласия вновь заявят о себе. Уолтер Брайс Гэлли называл свободу как «essentially contested concept» (пер. с англ. – «принципиально спорное понятие»), то есть такое понятие, использование которого неизбежно вызывает споры [6] W.B. Gallie. Essentially Contested Concepts // Proceedings of the Aristotelian Society. 167/1956. . Гэлли показал, что между всеми подобными понятиями наблюдается определенное сходство. Во-первых, у всех у них имеется некое ядро, общее для многих определений и подходящее к большому количеству примеров. Во-вторых, подобные понятия часто используются для вынесения этических суждений. В-третьих, все они достаточно сложны, чтобы допускать значительные расхождения в определениях. И в-четвертых, составные части этих понятий настолько общи либо неясны, что их можно толковать несколькими способами. Понятие свободы отвечает этим критериям более, чем какое-либо другое. Поэтому было бы наивно полагать, что можно разрешить все противоречия относительно понятия свободы одной книжкой вроде этой. Самое большее, на что я могу рассчитывать, – это дать как можно более полное и связное изложение различных аспектов человеческой свободы и надеяться, что оно покажется читателю убедительным. В дискуссии о свободе и ее различных вариантах не существует неоспоримых доводов, способных развеять все сомнения. Есть лишь более или менее правдоподобные теории и наблюдения.

Монтескьё начинает свое рассуждение о свободе в книге «О духе законов» с заявления, что ни одному понятию в истории не приписывалось больше различных значений, чем слову «свобода» [7] Montesquieu. The Spirit of the Laws. В переводе и редакции Anne M. Cohler, Basia C. Miller, Harold S. Stone. Cambridge: Cambridge University Press, 2005. кн. 11.2, с. 154. . Авраам Линкольн в своей речи о свободе и рабстве 1864 года сформулировал это следующим образом:

$$$«Точного определения свободы никогда не существовало в мире, и сегодня оно как никогда необходимо американскому народу. Все мы ратуем за свободу, но подразумеваем разное. Для некоторых свобода означает, что каждый человек может делать что ему угодно с самим собой и плодами своего труда, для других – что можно делать что угодно с другими людьми и плодами их труда. Здесь говорится не просто о разных, но о совершенно несовместимых пониманиях одного и того же слова» [8] Abraham Lincoln. Address at Sanitary Fair, Baltimore, Maryland, April 11, 1864 // Roy P. Basler (red.) Collected Works of Abraham Lincoln. Т. 7. NJ: New Brunswik, 1953. С. 310 и далее. .

Исайя Берлин в своем известном эссе «Две концепции свободы» отмечает, что зафиксировано более двухсот значений слова «свобода», и он берется описать лишь два из них [9] Isaiah Berlin. To begreper om frihet // Lars Fr. H. Svendsen (red.) Liberalisme. Politisk frihet fra John Locke til Amartya Sen. Oslo: Universitetsforlaget, 2009. С. 297. . Одной из особенностей понятия свободы является его многозначность – возможно, это самое многозначное понятие вообще. Вследствие этого может возникать множество разногласий, потому что два человека, обсуждающие «свободу», вовсе не обязательно говорят об одном и том же явлении. Едва ли существует надежное основание для того, чтобы решить, какое из многочисленных пониманий свободы является «истинным», и конечная формулировка определения зависит от того, какие ценности мы берем за основу [10] Это зависит также от фундаментальных онтологических убеждений индивида. Такие широкие философские категории, как «натурализм» или «прагматизм», не очень полезны, поскольку в них заключается большое разнообразие несовместимых позиций; впрочем, они хотя бы задают некий горизонт, на который можно ориентироваться. Если кому-то интересно мое философское кредо, то я отнес бы себя к категории «натуралистов» в самом широком смысле, то есть я предполагаю, что за пределами видимой Вселенной ничего не существует (а если бы и существовало, это не оказывало бы никакого влияния на происходящее в этой Вселенной, а следовательно, его существованием можно пренебречь). С этой общей натуралистической позицией согласятся многие из современных философов. Однако я не отношу себя к сциентистам, то есть я не думаю, что наука в целом и естествознание в частности может рассказать нам все, что нам необходимо знать о человеческой жизни. Я также не поддерживаю редукционизм, согласно которому различные онтологические уровни можно последовательно свести к нескольким базовым онтологическим уровням, так что все на свете может быть объяснено исходя из свойств элементарных физических частиц. Напротив, я придерживаюсь плюрализма и считаю, что мы сможем лучше понять любой феномен, рассматривая его на различных уровнях и объясняя при помощи различных теорий. . В дальнейшем я буду уделять больше внимания политическим аспектам свободы, нежели ее метафизическим свойствам, просто потому, что последние не оказывают такого значительного влияния на нашу повседневную жизнь. Наше стремление к свободе основано на опыте, прямо противоположном свободе, а именно – на угнетении. Оно существует в множестве различных форм, начиная от отношений с близкими и заканчивая столкновениями с бюрократической машиной. Общим моментом всех этих форм является необходимость делать то, чего мы делать не хотим, или невозможность делать то, что хочется, по крайней мере, безнаказанно. Как замечает Джон Дьюи: «То, к чему люди стремились и за что боролись во имя свободы, не имеет единой формы и названия, но это уж точно не является метафизической свободой воли» [11] John Dewey. Human Nature and Conduct. New York: Henry Holt,1922. С. 303. . Это не обязательно означает, что метафизические аспекты свободы неактуальны, поскольку, когда мы дойдем до разговора о политической свободе, мы увидим, что взгляды на нее во многом вытекают из метафизических рассуждений о том, какова природа человеческого существа. Верно и обратное: наши взгляды на политический аспект свободы могут повлиять на наши суждения в метафизических вопросах. К примеру, Исайя Берлин отрицает детерминизм, отчасти исходя из своих идей о политической свободе, решающим звеном которых является способность субъекта выбирать один из множества вариантов действия [12] Isaiah Berlin. Liberty. Oxford: Oxford University Press, 2002. С. 4–12, 16 и далее, 29 и далее, 265–270, 322 и далее. . Мы можем также отметить, что наши взгляды на свободу воли оказывают определенное влияние на наше поведение. Психологические эксперименты показывают, что люди, чья вера в свободу воли ослаблена, более склонны к мошенничеству и нарушению закона, нежели те, кто твердо в нее верит [13] Ср. Kathleen D.Vohs, Jonathan W. Schooler. The Value of Believing in Free Will. Encouraging a Belief in Determinism Increases Cheating // Psychological Science. 1/2008. . Кроме того, метафизическая свобода воли, похоже, тесно связана с ощущением осмысленности бытия, которое возникает тогда, когда мы верим, что наше будущее и будущее окружающих зависит от наших действий, что мы можем что-то изменить в этом мире.