Аристотель - Политика (сборник)

3. Ибо если искать решения вопроса, следуя здравому размышлению, а не останавливаться на том, о чем заикается [52]Эмпедокл, то всякий найдет, что взаимное влечение есть причина доброго, а раздор – злого; так что если бы кто утверждал, что Эмпедокл, и притом первый, говорил каким бы то ни было образом о зле и добре как об основных началах, то он, может быть, был бы прав – конечно, если только причинною основою всего благого служит самое благо, а злого – самое зло.

4. Итак, указанные нами философы коснулись доселе двух причинных основ из тех, которые мы разграничили в книге «О природе»: материи и того, откуда движение, конечно, глухо и вовсе не ясно, подобно тому как поступают в сражении необученные бойцы: ведь и они, поворачиваясь кругом, наносят часто хорошие удары, но как эти действуют не по правилам своего искусства, так и те, по-видимому, неясно понимают то, о чем говорят. Ибо они, оказывается, почти нисколько не пользуются своими выводами, разве только самую малость.

5. Так Анаксагор пользуется Разумом как deo ex machina для мироздания, и когда он недоумевает, по какой причине что-либо необходимо существует, то тащит его на сцену, а в других случаях все [что угодно] выставляет причиною совершающегося, только не разум [53]. И Эмпедокл, хотя несколько более, нежели он, пользуется своими причинными основами, но все-таки недостаточно, и находит в них не то, что следует. По крайней мере, во многих местах у него взаимное влечение разделяет и раздор соединяет. Именно всякий раз, когда вселенная [54]разъединена раздором на стихии, огонь соединяется в одно, и также каждая из прочих стихий; а когда опять все стихии, вследствие взаимного влечения, сходятся в одно, частицы каждой стихии по необходимости опять разделяются.

6. Итак, Эмпедокл первый в ряду прежних философов внес эту причину, разделив ее, потому что принял не одно начало движения, но два различные и притом противоположные. Кроме того, хотя он первый принял четыре стихии, рассматриваемые им в виде материи, [на деле] же он пользуется не четырьмя, а как бы только двумя: огнем самим по себе и противоположными, именно землею, воздухом и водою, как одною природой [55]. Все это можно извлечь из его поэмы [56].

7. Так вот в каком смысле и сколько начал признавал он. Левкипп [57]же и его друг Демокрит [58]стихиями признают «полное» и «пустое», как бы говоря, что одно есть сущее, а другое не сущее. Именно полное и плотное они считают сущим, а пустое и неплотное не сущим (поэтому-то они и утверждают, что сущее нисколько не более существует, чем не сущее, так как и пустота [не менее действительна], чем тело) [59]. Эти стихии они признавали причинами всего существующего в смысле материи.

8. И подобно тому как принимающие лежащую в основе вещей сущность за единое, все прочее производят из ее способности к видоизменениям, точно таким же образом и эти, полагая понятия плотного и редкого началами изменений, утверждают, что известного рода различия в них суть причины всего прочего. А этих различий они считают три вида: форма, порядок и положение. Именно, они говорят, что сущее различается только очертанием, соприкосновением [60]и поворотом; причем очертание – это форма, соприкосновение – это порядок и поворот – это положение [61]. Так, А отличается от N формою, AN от NA порядком, а Z от N положением. Вопрос же о движении, откуда или как оно происходит во всем существующем, и эти философы, подобно прочим, по небрежности упустили из виду.

9. Итак, относительно двух причин, как мы говорим, вот насколько подвинуто дело вперед прежними философами.

1. В это же [время] и [еще] раньше названных философов так называемые пифагорейцы [62], предавшись математическим занятиям, первые выдвинули их вперед и, пропитанные ими, математические начала стали считать за начало всего существующего.

2. А так как числа по [своей] природе суть первичные [элементы] их, в числах же они, по-видимому, усматривали многие сходства с существующим и с происходящим, гораздо более, чем в огне, в земле и в воде (потому что такое-то проявление чисел [они считали] справедливостью, такое-то – душою и разумом, такое-то – благоприятным временем [для действия], словом сказать, и в остальном подобно этому, – и в числах, кроме того, видели проявления и соотношения музыкальных гармоний; далее, так как им казалось, что и в остальном вся природа уподобляется числам, числа же суть [нечто] первоначальное сравнительно со всею природой, то ввиду всего этого они предположили, что элементы чисел суть элементы всех существ и что целое небо есть гармония [63]и число. И все, что имели указать в числах и в гармониях соответственного с движением и с частями неба и с целым мироустройством, все это собирая, они прилагали к делу.

3. А если чего где недоставало, они старались пополнить, чтоб учение у них было связным целым. Приведу пример: так как десяток кажется [чем-то] совершенным и охватывает всю природу чисел, то они утверждают, что и несущихся по небесному своду [тел] десять; а так как видимо только девять, то они делают еще десятое, противолежащее земле [64].

4. Точнее все это разграничено нами в другом месте [65], а здесь заговорили мы об их учении только для того, чтобы и от них получить [сведения], какие именно начала они полагают и как нападают на след указанных.

5. Оказывается, что и они [66]считают число началом как материю для существующего и как проявления и состояния, элементами же числа считают четное и нечетное, одно из них принимая ограниченным, другое безграничным, а «единое» состоит, [по их мнению], из обоих их (именно оно и четно, и нечетно), число же [происходит] из единого, и целые небеса, как сказано, суть число.

6. Другие же из них [67]говорят, что есть десять начал, расположенных соответственно друг другу: конечное и бесконечное, нечетное и четное, одно и множество, правое и левое, мужское и женское, покоящееся и движущееся, прямое и кривое, свет и тьма, доброе и злое, квадратное и продолговато-четвероугольное. Таким же именно образом, по-видимому, думал и Алкмей Кротонский [68], и, без сомнения, или он от них, или они от него заимствовали это учение. Ведь Алкмей был молодым во время старости Пифагора, а высказывался он сходно с ними (пифагорейцами) [69]. Именно, он утверждает, что большая часть человеческих дел [70]существует двояко, приводя противоположности, разграниченные не так, как у этих, но как попало, например, белое и черное, сладкое и горькое, доброе и злое, большое и малое.

7. Итак, этот неопределенно коснулся остального, пифагорейцы же установили, и сколько противоположностей, и какие они.

8. У последних и у него, следовательно, можно найти, что начала сущего суть противоположности, а сколько их и какие они, это нужно искать у других [71]. Однако каким образом к названным нами причинам возможно свети [эти начала], все это не разграничено у них ясно и последовательно [72]. Кажется, что стихии они устанавливали в виде материи. Именно они утверждают, что сущность состоит и образована из них, как из присущих ей изначала.