Жан Бодрийяр - Дух терроризма. Войны в заливе не было (сборник)

P.S. Доказывать невозможность войны именно в тот момент, когда она вот-вот должна произойти, когда все больше накапливается признаков ее наступления, это глупое пари. Но еще более глупо было бы упустить такую возможность.

Хороший вопрос! На основании доступных нам данных (избыток комментария при недостатке обра зов) можно предположить, что мы имеем дело с широкомасштабной рекламной кампанией, вроде той, которая нахваливала когда-то бренд (GARAP [14] GARAP – французское рекламное агентство, прославившееся своей саморекламой. Весь Париж был обклеен плакатами, на которых GARAP рекламировал то бакалейщик – и все думали, что это реклама продукта питания, – то аптекарь – и все думали, что это реклама таблеток, – то автодилер – и все думали, что это реклама машины, и т. д. В итоге оказалось, что никакого продукта нет, а рекламируется сам бренд. ), а что за продукт за ним скрывался, так никто и не узнал. Чистая реклама, которая имела огромный успех именно потому, что принадлежала к сфере чистой спекуляции.

Эта война также чистая и спекулятивная, до такой степени, что мы не представляем себе уже самого реального события, того, что оно могло бы означать и чем бы оно могло быть. Это напоминает недавнюю рекламную интригу, державшую нас в саспенсе: сегодня я снимаю верх, а завтра я сниму низ [15] Плакаты Мириам – реклама рекламы на билбордах. Билборды не пользовались популярностью во Франции, и одно из рекламных агентств удачно исправило это следующим образом. По всему Парижу развесили огромные плакаты, на которых была изображена девушка, обещавшая: «Завтра я сниму верхнюю часть купальника». Затем, уже топлес, она обещала: «Завтра я сниму низ». На третьем плакате девушка действительно оказывалась голой, но показана сзади. Надпись гласила: «Будущее (завтра) за наружной рекламой, которая держит свое слово». ; сегодня я развяжу виртуальную войну, а завтра я развяжу реальную войну. Фоном идет еще и третья печально известная реклама, в которой жадный и манящий банкир признается: «Меня интересуют ваши деньги». Только теперь вместо банкира – Саддам, говорящий Западу: меня интересует ваша власть (и те готовы поделиться с ним ею), а затем арабам, с таким же лицемерием: меня интересует ваша религиозная война (и те готовы инвестировать в него).

И вот таким образом война прокладывает себе дорогу – рекламными трюками и спекуляцией, где не последнюю роль играют заложники, включенные рекламщиками в список товаров для продажи; она идет, не раскрывая при этом ни планов, ни балансов, ни возможных потерь и готовящихся операций. Ни одно предприятие не выжило бы в такой неопределенности, за исключением основанного именно на управлении спекулятивными рисками, иначе это называется стратегией извлечения прибыли из того, что хуже [pire] всего (pire созвучно PIHR – Очень Прибыльный Бессмысленный Проект), иными словами – из войны. Сама война приняла этот спекулятивный оборот: стала предприятием очень прибыльным, но с очень неопределенным будущим. Она может обанкротиться в любой момент…

Тем не менее с этого времени прибыль от рекламы становится просто фантастической. Проиграет или же нет, Саддам гарантированно получит ореол [label] неповторимой харизматичности. Победит или же нет, американское оружие получит ореол технологически не имеющего равных.

А огромные материальные расходы уже сопоставимы с теми, которые повлекла бы реальная война, если бы она состоялась.

Мы до сих пор еще не вышли из виртуальной войны, то есть из состояния сложного, хотя подчас и смехотворного ее развертывания на фоне глобальной неопределенности относительно готовности вести войну, даже со стороны Саддама. Отсюда этот недостаток образов, который неслучаен, но не вследствие цензуры, а вследствие невозможности отобразить эту неопределенность войны.

Рекламно-информационная, спекулятивная, вир туальная, эта война уже не соответствует известной формуле фон Клаузевица [16] Клаузевиц, Карл фон (1780–1831) – немецкий военный теоретик и историк, офицер русской армии, генерал-майор прусской армии. Своим сочинением «О войне» произвел переворот в теории и основах военных наук. «война есть продолжение политики другими средствами», а, скорее, обозначает отсутствие политики, продолжаемое другими средствами. Не-война представляет собой страшное испытание для статуса и неопределенности политики, так же как биржевой крах (универсум спекуляции) представляет собой решающее испытание для экономики и неопределенности экономических целей или так же как какое-либо событие является страшным испытанием для неопределенности, целей и задач информации. Поэтому информация «в режиме реального времени» растворяется в абсолютно нереальном пространстве и, в конечном счете, передает на телеэкраны лишь ничем не наполненное и бесполезное моментальное изображение, обнаруживая тем самым свою основную функцию, состоящую в наполнении пустоты и затыкании дыры экрана, через которую улетучивается существо [substance] событий.

Реклама также не является экономикой, продолжаемой другими средствами. Напротив, она является чистым продуктом неопределенности относительно рациональности целей производства. Именно поэтому она стала неудержимо расширяющей свою сферу функцией, которая заполняет пустоту наших экранов по мере исчезновения какой-либо экономической целесообразности или рациональности. Вот почему она успешно конкурирует с войной на наших экранах, и обе они могут чередоваться в одном общем виртуальном образе.

Медиа привлекают внимание к войне, война привлекает внимание к медиа, а реклама конкурирует с войной. Реклама – самый живучий паразит всей нашей культуры. Она, без сомнения, пережила бы даже ядерную войну. Это наш Страшный суд. Впрочем, есть у нее и подобие биологической функции: так же как растения-паразиты или микрофлора кишечника, пожирая нашу субстанцию (пищу для ума), она позволяет нам усваивать то, что мы поглощаем, – превращает мир и насилие мира в удобоваримую субстанцию.

Так что же это: война или реклама?

Война, вместе со всеми своими военными фальшивками, предположительными солдатами и генералами, предполагающимися экспертами и телеведущими, которые постоянно спекулируют на ее тему целыми днями на наших глазах, словно вертится перед зеркалом: достаточно ли я хороша, достаточно ли эффективна, достаточно ли эффектна, достаточно ли совершенна, чтобы выступить на арену истории? Конечно, эти полные беспокойства вопросы усиливают неопределенность относительно того, разразится ли она вообще. И именно эта неопределенность расползается по нашим экранам, как настоящее нефтяное пятно. При этом образ перемазанной нефтью слепой и беспомощной морской птицы на побережье Персидского залива становится символическим отражением того, чем являемся все мы, глядя в наши экраны, стоя лицом к лицу с этим вязким и непостижимым событием.