Роджер Кроули - Завоеватели. Как португальцы построили первую мировую империю

Несмотря на отсутствие удобной природной гавани, Каликут утвердился как главный центр торговли пряностями на малабарском побережье, потому что местные правители были мудры и справедливо относились к торговцам. «Тут не важно, откуда приплыл корабль и куда направляется, – пишет посетивший Каликут в XV веке, – отношение ко всем одинаковое, все платят одинаковую подать». В городе существовала крупная и хорошо организованная исламская община, известная как Маппила. По происхождению члены ее были потомками моряков-мусульман и индийцев низших каст, а также приезжих торговцев с Аравийского полуострова – «купцов из Мекки», как их тут называли. Все они жили в гармонии со своими хозяевами – индийцами, относящимися к высшим кастам, к взаимной выгоде и удовольствию. В свое время еще китайцы, прибыв сюда с экспедицией, отмечали удивительную идиллию в отношениях различных религиозных групп. «Один из прежних правителей заключил договор с мусульманами, – писал хроникер Ма Хуань. – «Мы не едим говядины, вы не едите свинины, – сказал правитель, – давайте уважать обычаи друг друга». И этот уговор строго блюдут по сей день». Только португальцам в будущем было суждено подорвать эти гармоничные отношения.

Заморин традиционно делил с другими высокородными индусами дворец в пригороде Каликута, а также имел резиденцию в городе, на возвышенности, откуда мог наблюдать за тем, что происходит в гавани. Все прибывающие суда должны были платить пошлину. В резиденцию, где он обычно принимал заморских купцов и посланников, были отправлены на разведку двое заключенных.

Ответ заморина был скорым и доброжелательным. Он одарил посыльных подарками и выразил готовность встретиться с капитаном. Также он предложил португальцам лоцмана, дабы тот отвел корабли в более удобную бухту неподалеку. Да Гама согласился перевести корабли, но потом, помня печальный опыт у побережья Африки, отказался заходить в бухту, которую указал лоцман. Подозрительность и ошибочное истолкование мотивов будут преследовать португальцев в этом новом мире.

А на борту тем временем разгорелся спор – офицеры обсуждали, что делать дальше. В мусульманских торговцах они подозревали худшие намерения, и большинство согласились, что командиру слишком опасно сходить на берег. Даже если население тут в основном христианское (как они полагали), присутствие в городе враждебно настроенных иноверцев значительно повышает риск при высадке. Да Гама доказывал, что ничего другого им не остается. Он приехал в Индию как посланник короля и должен лично вести переговоры даже с риском для жизни. Он возьмет с собой охрану и быстро вернется обратно. «Я не собираюсь задерживаться на берегу, дабы не провоцировать мусульман на козни против меня. Я лишь побеседую с королем и вернусь не позднее чем через три дня». Прочие должны были оставаться на борту под командой его брата. У берега будет дежурить вооруженная шлюпка для осуществления связи. Если возникнет опасность, все должны будут уходить.

Утром в понедельник, 28 мая, да Гама, в сопровождении 13 человек, отправился на берег. Среди них были переводчики и анонимный хроникер. «Мы надели наше лучшее платье, – пишет он, – спустили бомбарды в шлюпки, взяли трубы и много флагов». Это была равно блестящая и хорошо вооруженная делегация. Наконец моряки, пошатываясь от долгой качки, вышли на берег – при полном параде и под фанфары – так, по крайней мере, впоследствии изображали эту сцену художники. Скорее всего, они многое приукрасили.

Их приветствовал городской управляющий во главе большой группы людей, вид которых не мог не вызвать настороженность. Там были бородатые длинноволосые мужчины с блестящими в мочках ушей золотыми серьгами. Иные – по пояс голые – держали в руках обнаженные мечи. Это были найяры, члены касты воинов – в детстве они приносили клятву защищать своего господина до самой смерти. Они держались почтительно, и потому португальцы, считавшие их христианами, вскоре почувствовали себя свободнее.

Да Гама ожидал паланкин под большим зонтом, в каких перемещались важные персоны. Шестеро мужчины поставили паланкин себе на плечи и пустились вперед бегом, да так быстро, что делегация едва поспевала за ними. По дороге к ним присоединилась большая толпа.

Во дворце им предложили угощение из риса, масла и великолепной отварной рыбы. Городской голова и его свита отбыли в соседний дом – так, очевидно, полагалось по кастовым законам. Да Гама от еды отказался, чувствуя слишком большое нетерпение и недоверие к индийцам.

Затем их усадили в две связанные вместе лодки и повезли по реке, а следом потянулась целая кавалькада сопровождающих. На берегах, среди пальмовых деревьев и разнообразных судов, которые вытащили для просушки, толпилось множество народу. «Все пришли поглазеть на нас, – пишет автор дневника. – Когда мы причалили, капитан снова сел в паланкин». По мере приближения к городу толпа вокруг сгущалась. Женщины выскакивали из домов с детьми на руках и шли за ними. В описании проскальзывает нота клаустрофобии и растерянности, будто автор испуганно вертит головой, не понимая, что тут происходит. Их окружили люди необычной внешности, какие им не встречались нигде в Африке: бритые длиннобородые мужчины, женщины «низкорослые и уродливые», но с головы до пят в золотых украшениях. Даже на пальцах горели перстни с драгоценными камнями, свидетельствующие о богатстве владельцев. Но в общем люди были «доброжелательные и умеренного нрава». И своим количеством поражали больше, чем наружностью.

В городе их сначала повели в церковь – «большую, как монастырь, из тесаного камня, покрытого цветными плитками». Португальцы пока не догадывались, что это индуистский храм, а не церковь некоей христианской секты. Перед входом были два столба – вероятно, лингамы бога Шивы. Внутри они увидели святилище с бронзовой дверью, за которой был «образ, по их словам, Богородицы». Трудно сказать, что было утеряно в сложном процессе перевода, но да Гама с молитвой опустился на колени, а священники окропили его святой водой и дали им «белой глины, которую христиане в этой земле наносят себе на лица и руки». Автор отмечает изображения святых в коронах, «нарисованных в разнообразной манере, с зубами торчащими вперед и четырьмя или пятью руками».

Когда моряки вышли на улицу, пришлось бить в барабаны, дуть в трубы и волынки и палить из мушкетов, чтобы расчистить себе путь в толпе. Лишь на закате они добрались до дворца. «С трудом мы преодолели четыре двери, отбиваясь от любопытных», – пишет хроникер. Наконец они пришли в зал для аудиенций – «просторное помещение с деревянными сиденьями в несколько рядов, как в наших театрах». На полу лежал ковер из зеленого бархата, стены были обиты разноцветным шелком. Перед ними сидел человек, которого они считали христианским монархом и ради встречи с которым проделали 12 тысяч миль.