Array Коллектив авторов - Девятнадцать стражей (сборник)

Уже в самой гавани они стряхнули наваждение и вспомнили, что когда-то здесь произошла катастрофа. Теперь ее следы были хорошо заметны – значительная часть домов оказалась разрушена, набережная вздыбилась, будто ее приподняло подземное чудовище, а зелень отвоевала себе изрядную часть кварталов, где раньше обитали люди и магусы. Но даже изувеченный и ослабевший, Саваррен производил такое сильное впечатление, что и хладнокровный Коршун не сразу пришел в себя.

– Дно покрыто осколками окрестных скал, отколовшимися во время землетрясения, – слишком мелко, «Звезде» не пройти, – проговорил он севшим голосом. – Доберемся до берега на лодках.

Пепел посмотрел на Глинна и кивком приказал идти следом.

Лишь ступив на берег, он по-настоящему осознал, что произошло. Это и впрямь была Жемчужная гавань, Саваррен. Это было, наверное, самое удивительное открытие за последние сто лет. И где же удалось найти ожившую легенду? Чуть ли не под носом у альтимейцев, которые за время, минувшее после загадочного исчезновения Саваррена, успели дважды отстроить свой город, прославиться во всех окрестных морях и вновь соскользнуть в пучину забвения. И никто, никто ничего не заметил…

Глинн зашагал вперед, не проверяя, идет ли кто-то следом за ним. Так уже бывало раньше – его очаровывали улицы Ниэмара, его заколдовали дома в Диннате, – хотя на этот раз сила воздействия была несоизмерима с той, которую ему уже доводилось испытывать. Он шел, все глубже погружаясь в море древней магии, словно пил вино тысячелетней выдержки, пьянея еще до того, как вожделенная жидкость попадала на язык. Он был каждой каплей тумана, который еще не успел полностью рассеяться, и чувствовал все: каждый покрытый пылью сундук с драгоценным содержимым, каждую золотую монету, закатившуюся в щель между каменными плитами.

~ В этом мире все устроено просто, да, Глинн?~

~ Богатые хитрецы управляют умными бедняками вроде нас с тобой.~

~ Впрочем, ты особый случай – ты был богатым, но явился в Ниэмар, чтобы получать знания; выходит, ты умный и одновременно дурак. Но ничего, мы это исправим. Все дело в том, что я-то хитрый, Глинн. Видишь вот это? Всегда есть способ открыть дверь, даже если у тебя нет ключа.~

Он остановился, ощутив, как сердце забилось чаще обычного. Почему именно сейчас? Почему воспоминание о Кайте вернулось к нему именно в этот миг, в этом городе, посреди этого растрескавшегося, заросшего плющом и покрытого пылью великолепия?

~ А ты подумай, Глинн. Ты знаешь все ответы.~

~ Просто подумай.~

~ И вспомни.~

~ Вспомни меня таким, каким я был.~

Они познакомились почти сразу же после вступительных испытаний и решили, что снимать одну комнату на двоих будет дешевле. Им обоим было по семнадцать лет, и хотя Глинн происходил из богатой семьи, что-то неуловимое выдавало в нем изгоя, и поэтому Кайт, сын матроса, пробивавшийся сквозь все препятствия с тем же упрямством, с каким его отец драил палубу, безоговорочно принял Глинна за своего. Они вместе ходили на лекции и в Библиотеку, а потом вместе выпивали в каком-нибудь из трактиров поблизости от Университета и шутили с красивыми студентками, надеясь, что им повезет. И им везло не только в этом. Глинн притворялся, что не замечает той легкости, с которой Кайт проникает сквозь запертые двери, и тех денег, что иной раз появляются у него, словно из пустоты.

~ Хорошее было время.~

А потом Кайт исчез.

Молва твердила, будто он сбежал, устав от трудностей учебы; еще говорили, что в прошлом у него обнаружилось некое темное пятно, вызвавшее недовольство самого ректора, ревностно следившего за строгим соблюдением Устава.

Вскоре про Кайта забыли, как должны были забыть и про самого Глинна, – студенты, словно вода, текли мимо каменных университетских берегов, чтобы слиться с бескрайним морем жизни, до которой самому Университету не было никакого дела. Забывали иной раз даже лучших, а чем они двое заслужили, чтобы их помнили?

~ Но ты-то не забыл.~

Нет, он не забыл…

Тем вечером Кайт с горящими глазами сообщил ему, что не пройдет и дня, как вся их жизнь круто изменится. Я знаю нужную дверь, то кричал, то шептал он, я смогу ее открыть! И после этого можно будет забыть о лекционных залах, об испытаниях и угрозе Трех провалов; можно будет читать книги лишь для собственного удовольствия, можно будет купить себе столько книг, сколько захочется. Ты веришь мне, Глинн? Веришь, друг? Ты просто поверь!

У Глинна болела голова; он махнул рукой и велел Кайту убираться.

Больше они не виделись.

~ Это ведь так грустно, да? Понимать, что случилась беда, которую ты мог бы предотвратить. Про такое говорят – «камень на сердце», но на самом деле там не камень, а песчинка. Песчинка, которую сердце – или, может, душа? – слой за слоем обволакивает перламутром, чтобы избавиться от тупой саднящей боли. Получается жемчужина. Небольшая. Возможно, всего одна. Но время – забавная штука, и скоро их оказывается много…~

Глинн долго искал своего друга, расспрашивал всех, кто мог знать, что с ним произошло, и однажды обнаружил его воровской нож у себя под дверью. Это было послание от людей, с которыми связался Кайт, это был намек: прекрати. И он подчинился, опустил руки, перестал думать о чем-то, кроме учебы, – это принесло плоды довольно быстро, хотя Эллекен все равно не поверил, что он исправился.

~ …и вот ты – раковина, уродливая колючая штуковина, в которой спрятана красота. Кто-то возьмет в одну руку тебя, а в другую – острый нож, и в самом скором времени твоя душевная боль станет ожерельем на чьей-то тонкой шее, а сам ты станешь пищей – крабов, рыб, людей или магусов, да какая разница? Это твоя судьба, потому что ты превратился в раковину, хотя мог бы остаться человеком.~

Глинн замер посреди улицы, по обеим сторонам которой возвышались полуразрушенные дома, оставленные жителями… полторы тысячи лет назад? Не знай он историю Саваррена, решил бы, что город пустует полвека, не больше. Туман, который давно должен был исчезнуть, сгустился и стер развалины, закрасил белым; теперь Глинн стоял посреди пустоты. Он вдруг понял, что это конец всех дорог, что дальше уже идти не надо – здесь его место, наедине с призрачным голосом человека, который погиб из-за несказанных слов. Он закрыл глаза и сквозь туман, который был водой, ощутил Коршуна, Пепла, Багу и всех остальных пиратов – они разбрелись по городу, разделились и пали жертвами той же силы, что сейчас одолевала его. Была ли это их собственная память, бескрайней и безжалостней Океана, или некая сущность, поселившаяся в Саваррене много веков или тысячелетий назад, – какая разница?..

Он закрыл глаза, не желая видеть, что произойдет дальше; в темноте его чувство воды усилилось, и он стал городом, спрятавшимся под покровом тумана, а потом – островом, который со всех сторон окружало море, и в этом море были другие острова – и Альтимей с его двуликим старым-новым городом, и безымянные клочки земли, необитаемые или ставшие приютом для скромных рыбаков, и далекие темные громадины, поросшие лесом, открытые всем ветрам, устремившие к небу острые пики скал, – такие разные и такие похожие, готовые сражаться с Великим штормом вместе и по отдельности. Он увидел громадный Ниэмар с его десятью кружевными башнями и статуями в вуалях из мрамора; он увидел шумный Лейстес, пристанище торговцев и пиратов; он увидел Облачный город, все еще озаренный огнями былой славы, не убоявшийся явных и скрытых врагов.