Сара Маас - Империя бурь

Эдион позвал сестру туда, где стояли оба Ручейника.

– Письмо, ваше… величество, – произнес Муртаг, подавая ей свиток с восковой печатью.

Аэлина взяла письмо, кивком поблагодарив старика.

– Если не хочешь сменить одного тирана на другого, предлагаю тебе вывести с севера легион Беспощадных и все прочие войска, которые согласятся к ним примкнуть, – сказал Рену Эдион.

– Дарро трезво и благоразумно смотрит на вещи, – ответил за внука Муртаг.

– Дни Дарро сочтены, – возразил ему Эдион.

Все трое повернулись к Аэлине. Она же смотрела в сторону таверны. Оттуда к ним торопливо шел Дарро. Этот человек был несокрушимо уверен в своей правоте. Стихия, переломить которую столь же трудно, как остановить нескончаемый дождь.

– Дарро мы и пальцем не тронем.

– Что? – взвился Эдион.

– Готова поспорить на все свои деньги, что он это предусмотрел. В случае его преждевременной смерти путь в Оринф нам будет закрыт навсегда.

Муртаг нехотя кивнул, подтверждая ее догадку.

– И потому Дарро мы не тронем, – продолжала Аэлина. – Мы будем играть в его игру. Играть по правилам, законам и сообразно клятвам.

Лисандра все еще что-то говорила Венге. Та плакала, обнимая свою старшую подругу. Быстроногая крутилась рядом, беспокойно тычась в них мокрой мордой.

Аэлина повернулась к Муртагу:

– Господин Муртаг, в детстве мне не доводилось с тобой встречаться. Но я знаю, что все годы ты был верен моему дяде и нашей семье.

Из потайных ножен Аэлина достала маленький кинжал и полоснула себе по ладони. Ручейники и даже Эдион вздрогнули. Аэлина сжала надрезанную ладонь в кулак:

– А поскольку ты, Муртаг, – человек чести, ты понимаешь, чтó значит обещание, которое я сейчас даю, скрепляя его своей кровью. Если этой девочке будет причинен вред, телесный или иной, я не посмотрю на существующие законы и нарушу любые правила.

Лисандра, почуяв кровь, повернулась в их сторону.

– Словом, если Венга пострадает, я вас сожгу. Всех.

– Угрожаешь своему верному двору? – с холодной усмешкой спросил Дарро.

Он не подошел к ним, остановившись неподалеку. Аэлина даже не повернула головы. Муртаг и Рен смотрели на нее во все глаза.

Ее кровь капала на священную землю.

– Пусть это будет вашей проверкой.

Эдион выругался. Он понял. Если те, кто называл себя правителями Террасена, не сумеют уберечь одного ребенка, если им не по силам позаботиться о Венге, зная, что от нее они не получат ни богатств, ни титулов… тогда они достойны гибели.

Муртаг снова поклонился.

– Королева, твоя воля – моя воля, – сказал старик, тихо добавив: – Я потерял двух внучек. Эту я уберегу.

Сказав это, он пошел в сторону Дарро, на которого даже не взглянул.

Рен остался стоять. Сейчас мокрый капюшон скрывал его лицо и тот шрам.

– Жаль, что у нас не было времени поговорить, – сказала ему Аэлина. – Мне пора объясниться.

– Тебе не привыкать покидать бывшую родину. К чему лишние слова?

Эдион предостерегающе зарычал, но Аэлина оборвала брата:

– Рен Ручейник, ты можешь судить обо мне, как тебе угодно. Но только не подведи наше королевство.

Глаза Рена вспыхнули, и в них она прочла ответ: «Как это делала ты целых десять лет».

Это был удар ниже пояса, плевок в душу. Рен взглянул на Венгу, на шрамы, уродующие ее личико. Они были почти точной копией его шрама. Глаза младшего Ручейника чуть потеплели.

А к Аэлине спешил разъяренный Дарро.

– Ты! – начал он.

Аэлина подняла руку. Пламя запрыгало на ее пальцах, превращая дождевые струи в пар. Кровь из надрезанной ладони продолжала течь. Когда-то она надрезала другую ладонь, принося клятву на могиле Нехемии. Капли крови были почти одного цвета с рубином в эфесе Златинца, висящего у нее за спиной.

– Я дам еще одно обещание. – Аэлина снова сжала надрезанную руку в кулак.

Дарро застыл в напряжении. Кровь Аэлины падала на священную землю Террасена. Ее улыбка стала зловещей. Даже Эдион затаил дыхание.

– Обещаю: как бы далеко я ни находилась и чего бы мне это ни стоило, когда Террасен позовет меня на помощь, я приду. Обещаю своей кровью и своим именем, что не повернусь спиной к Террасену, как ты, Дарро, и твои сподвижники повернулись спиной ко мне. А тебе, Дарро, я обещаю: однажды, когда ты приползешь ко мне, умоляя о помощи, я поставлю судьбу моего королевства выше гордости и не убью тебя за это. Думаю, что настоящим наказанием для тебя станет видеть меня на троне до самого конца твоей никчемной жизни.

Лицо Дарро из белого превратилось в багровое. Аэлина молча повернулась, считая все разговоры оконченными.

– И куда же ты теперь собралась? – спросил Дарро.

Значит, Муртаг ничего не рассказал ему о ее замысле отправиться к Мертвым островам. Интересно.

– Напомнить о старых долгах и обещаниях, – обернувшись, бросила ему Аэлина. – Собирать армию ассасинов, воров, изгнанников и простолюдинов. Заканчивать то, что началось очень давно.

Дарро промолчал.

Аэлина с Эдионом подошли к застывшей Лисандре. Венга беззвучно плакала, обхватив худенькие плечики. Быстроногая прижималась к ней.

Усилием воли Аэлина освободила сердце от печали, а разум – от тревог.

– Пора в путь, – сказала она.

Лисандра и генерал пошли за лошадьми. Эдион на прощание чмокнул Венгу в макушку, после чего Рен и Муртаг взяли ее за руки и повели в таверну. Дарро ушел раньше, даже не попрощавшись. Оставшись одна, Аэлина подошла к дубу, чтобы взглянуть на оставленный подарок.

Маленький народец еще утром знал о перемещении воздушной армии. Должно быть, они и сейчас оставили послание, предназначавшееся только ей.

Дождь уже начал разрушать послание Маленького народца, но Аэлина без труда узнала храм Брэннона на побережье. Фэйри искусно сделали его копию из прутиков и камешков, воссоздали колонны и алтарь… А в середине на священном камне белела фигурка оленя, сделанная из овечьей шерсти. Вместо могучих рогов – изогнутые колючки.

Это был приказ: куда ей идти и чего добиваться. Аэлина была готова слушать и принимать советы, даже если ей придется рассказать другим лишь половину правды.

Она разметала маленький храм, оставив лишь фигурку оленя. Белая шерсть быстро морщилась под дождем.

Негромко заржали их лошади, но Аэлина почувствовала его прежде, чем он появился между темными силуэтами деревьев. Он был слишком далеко отсюда, а потому казался призраком, кусочком из сна древнего бога.

Затаив дыхание, Аэлина следила за ним, насколько хватило смелости. Потом уселась на лошадь и опустила промокший капюшон плаща. Вряд ли ее спутники заметили, что лицо у нее блестит не только от дождевых капель. А может, и они тоже видели Повелителя Севера, застывшего в глубине леса. Дождь притушил сияние, разлитое вокруг белого оленя, который пришел проститься с Аэлиной Галатинией.