Р. Скотт Бэккер - Князь Пустоты. Книга первая. Тьма прежних времен

Ксерий был не настолько глуп, чтобы полагать, будто он равен своим предкам мощью рук либо силой духа. Нет, Икурей Ксерий III не был глупцом. Нынешний век – иной, и иные силы призваны участвовать в событиях. Великие люди дня сегодняшнего обретают оружие в других людях и в точных, тонких расчетах событий. Ксерий теперь обладал и тем, и другим: его молодой да ранний племянник Конфас и Священная война безумного шрайи. Эти два орудия помогут ему отвоевать прежнюю империю.

– В чем же состоит ваш план, Ксерий? Вы должны мне все рассказать!

– Мучительно, не правда ли, матушка: стоять у самого сердца империи и быть глухой к его биению – когда ты всю жизнь играла на нем, точно на барабане?

Но вместо вспышки ярости она внезапно раскрыла глаза – на нее снизошло откровение.

– Договор – всего лишь повод! – ахнула она. – То, что должно спасти вас от отлучения, когда вы…

– Что – «когда я», матушка? – Ксерий нервно огляделся: их окружала небольшая толпа. Место было неподходящее для подобной беседы.

– Так вот почему вы отправили моего внука на смерть! – воскликнула она.

Ах, вот в чем истинная причина ее мятежного вмешательства! Ее любимый внучек, бедняжка Конфас, который в этот самый миг бродит с войсками где-то по степям Джиюнати, разыскивая ужасных скюльвендов. Это была Истрийя, которую Ксерий знал – и презирал: лишенная религиозных чувств, но одержимая мыслями о своем потомстве и судьбах дома Икуреев.

«Конфасу предстояло возродить Империю, верно, матушка? Меня ты не считала способным на подобные подвиги, так, старая сука?»

– Вы зарываетесь, Ксерий! Вы замахиваетесь на слишком многое!

– А-а, а я было на миг решил, будто вы поняли.

Он произнес это с небрежной уверенностью, но в глубине души во многом верил ей – верил настолько, что ему теперь требовалась добрая кварта неразбавленного вина, чтобы наконец уснуть. А тем более сегодня, после происшествия с воробьями…

– Я понимаю достаточно! – отрезала Истрийя. – Ваши воды не настолько глубоки, чтобы старая женщина не могла достать до дна, Ксерий. Вы надеетесь вытребовать подписи под своим договором не потому, что рассчитываете, будто кто-то из Людей Бивня и впрямь расстанется со своими завоеваниями, а потому, что собираетесь потом объявить войну им. При наличии договора вам не будет грозить отлучение, если вы завоюете мелкие, малонаселенные графства, которые наверняка возникнут после окончания Священной войны. Именно поэтому вы и отправили Конфаса на вашу так называемую карательную экспедицию против скюльвендов. Ваш план требует сил, которые вы собрать не сможете, пока вам приходится охранять северные границы.

Его нутро скрутило от страха.

– Что, – злобно шипела она, – обдумывать свои планы во мраке собственной души – это одно дело, а слышать о них из чужих уст – совсем другое, верно, глупенький мальчик? Все равно что слушать, как пересмешник-попугай копирует твой голос. Тебе теперь это не кажется глупым, Ксерий? Не кажется безумным?

– Нет, матушка, – ответил он, сумев напустить на себя уверенный вид. – Всего лишь отважным.

– Отважным?! – возопила она так, будто это слово привело ее в бешенство. – Клянусь богами, как мне жаль, что я не удавила тебя в колыбели! Что за дурака я родила! Ты нас погубил, Ксерий! Разве ты не видишь? Никто, ни один верховный король киранейцев, ни один воплощенный император кенейцев ни разу не сумел одолеть скюльвендов в их собственных землях! Это Народ Войны, Ксерий! Конфас теперь покойник! Цвет твоего войска погиб! Ксерий! Ксерий!!! Ты навлек погибель на всех нас!

– Нет, матушка, нет! Конфас заверил меня, что справится с ними. Он изучил скюльвендов, как никто другой. Он знает все их слабости!

– Ксерий… Бедный мой дурачок, ну как же ты не видишь, что Конфас еще дитя? Блестящий, бесстрашный, прекрасный как бог, но все равно, он ребенок!..

Она схватилась за щеки и принялась раздирать себе лицо ногтями.

– Ты убил моего мальчика! – взвыла она.

Ее рассуждения – а быть может, ее ужас – водопадом нахлынули на него. В панике Ксерий оглядел прочих присутствующих, увидел, что страх его матери отразился на всех лицах, и осознал, что страх этот появился уже давно. Они страшились не Икурея Ксерия III, а того, что он натворил!

«Неужели я погубил все?»

Он пошатнулся. Костлявые руки подхватили его, помогли удержаться на ногах. Скеаос. Скеаос! Он понимает, что сделал Ксерий. Он прозревал величие! Славу!

Ксерий стремительно развернулся, схватил Скеаоса за красиво уложенные складки одеяния и встряхнул так сильно, что знак советника, золотое око с ониксовым зрачком, отлетел и со звоном покатился по полу.

– Скажи мне, что ты видишь! – потребовал Ксерий. – Скажи!

Старик подхватил свое одеяние, чтобы не дать ему упасть, и послушно потупил глаза.

– В-вы поставили на кон все, о Бог Людей. Только после того, как выпадут кости, можно будет узнать, что произойдет.

Да! Вот оно!

«Только после того, как выпадут кости…»

Из глаз императора хлынули слезы. Он схватил советника за щеки, мимоходом удивившись тому, какая у него грубая кожа. Мать не сказала ему ничего нового. Он с самого начала знал, как много поставлено на кон. Сколько часов провел он наедине с Конфасом, строя планы! Сколько раз приходилось ему дивиться военному дарованию племянника! Никогда прежде не было у Империи такого главнокомандующего, как Икурей Конфас. Никогда!

«Он возьмет верх над скюльвендами. Он посрамит Народ Войны!» Теперь Ксерию казалось, будто он знает это наперед с немыслимой уверенностью.

«Моя звезда входит в Блудницу, привязанная двойным предзнаменованием к Гвоздю Небес… Меня обделала птица!»

Император уронил руки на плечи Скеаоса и был поражен великодушием своего поступка. «Как он, должно быть, любит меня!» Он обвел взглядом Гаэнкельти, Нгарау и прочих, и внезапно причина их сомнений и страхов сделалась ему ясна, как никогда. Он обернулся к своей матери, которая теперь упала на колени.

– Вы – все вы, – вам кажется, будто вы видите перед собой человека, который сделал безумную ставку. Но люди слабы, матушка. Люди ненадежны.

Императрица уставилась на него. Сажа, которой были подведены ее глаза, размазалась от слез.

– А разве императоры – не люди, Ксерий?

– Жрецы, авгуры, философы – все учат нас, что видимое взору – не более чем дым. Человек, которым я являюсь, – всего лишь дым, матушка. Сын, которого вы родили на свет, – всего лишь моя маска, еще одно обличье, которое я принял посреди этого утомительного буйства крови и семени, что вы зовете жизнью. На самом же деле я – то, чем вы обещали мне, что я когда-нибудь стану! Император. Божественный. Не дым, но пламя!

Услышав это, Гаэнкельти пал на колени. После краткого колебания его примеру последовали и остальные. Но Истрийя ухватилась за руку своего евнуха и поднялась на ноги, не сводя с Ксерия пристального взгляда.