Сюзанна Кларк - Джонатан Стрендж и мистер Норрелл

– О чем ты, Перроке? – поинтересовался адмирал, который стоял на утесе рядом с Перроке и капитаном Жюмо, а дождь стекал с полей их треуголок, превращая шерсть в тяжелый войлок и наполняя башмаки водой на целый дюйм.

– Посмотрите, – сказал Перроке, – корабли замерли, словно в штиль, а на море между тем неспокойно. Сильный вест должен был давно пригнать их вон к тем скалам. Но нет. Может быть, они убрали паруса? Тоже нет. Ветер менялся уже несколько раз, а что делала команда? Да ничего!

Капитан Жюмо, не любивший Перроке и завидовавший его влиянию на адмирала Демулена, рассмеялся:

– Он сошел с ума, мой адмирал. Если бы англичане были так глупы и ленивы, корабли давно разнесло бы в щепки!

– Они больше похожи на картинки, – размышлял вслух Перроке, словно не слышал замечания капитана, – чем на настоящие корабли. Однако самое удивительное, что вот тот трехпалубник, самый крайний к северу, в понедельник выглядел как прочие, а теперь паруса все в лохмотьях, бизань-мачты нет, а в борту зияет дыра.

– Ура! – вскричал капитан. – Пока мы стоим и болтаем, французские храбрецы занялись делом!

Перроке усмехнулся:

– Вы полагаете, капитан, что англичане позволили бы французскому судну подойти к сотне своих кораблей, ударить по одному из них из пушки и спокойно улизнуть? Ха! Посмотреть бы, как вам удастся подобный маневр на вашем маленьком суденышке, капитан! Нет, мой адмирал, я думаю, английский корабль попросту растворяется.

– Растворяется! – удивился адмирал Демулен.

– Корпус корабля раздулся и осел, будто старушечья сумка с клубками и спицами, – сказал Перроке. – А бушприт и утлегарь сползают в воду.

– Что за бред? – возмутился капитан. – Как корабль может растворяться?

– Не знаю, – задумчиво проговорил Перроке. – Смотря из чего он сделан.

– Жюмо, Перроке, – начал адмирал, – я полагаю, что нам следует отправиться к этим кораблям. Если англичане соберутся нас атаковать, мы повернем обратно, а тем временем что-нибудь да разглядим.

И вот Перроке, адмирал Демулен и капитан Жюмо уселись в шлюпку. Лишь несколько смельчаков вызвались отправиться с ними, ибо матросы, хоть и стойко переносят тяготы морской жизни, донельзя суеверны, и не только Перроке подметил странность английских кораблей.

Подойдя к флотилии неприятеля, отважные исследователи обнаружили, что вблизи удивительные корабли совершенно серые, однако поблескивают, несмотря на затянутое тучами небо и моросящий дождь. Внезапно тучи разошлись, и выглянуло солнце. Корабли пропали. Затем тучи вновь сошлись, и корабли возникли на прежнем месте.

– Боже! – воскликнул адмирал Демулен. – Что все это значит?

– Возможно, – с тревогой сказал Перроке, – все британские корабли потонули, а это их призраки.

Так как удивительные корабли продолжали сиять и сверкать изо всей мочи, исследователи начали спорить, из чего они сделаны. Адмирал полагал, что из железа и стали. (Корабли из металла! Придет же такое в голову! Нет, все-таки французам странностей не занимать.)

Капитан предположил, что корабли изготовлены из серебряной фольги.

– Серебряной фольги! – воскликнул адмирал Демулен.

– Да, – подтвердил капитан. – Дамы, как известно, скручивают серебряную фольгу в трубочки и делают из нее корзиночки, которые потом украшают цветами, а в корзиночки кладут монпансье.

Адмирал Демулен и Перроке удивились, но спорить не стали – капитан был мужчиной видным и знал о женских хитростях не в пример больше их.

Однако если за вечер дама успевает сплести не более одной корзиночки, то сколько же надобно дам, чтобы сплести целый британский флот? Адмирал Демулен сказал, что у него голова болит даже думать об этом.

Снова выглянуло солнце. Теперь французы увидели, что солнце просвечивает сквозь корабли и делает их бесцветными, а после и вовсе обращает в слабые искорки над водой.

– Стекло. – Адмирал почти угодил в цель, но тут сообразительный Перроке наконец догадался:

– Нет, мой адмирал, это дождь. Корабли сделаны из дождя.

Падая с небес, дождевые капли сливались в сплошные формы, которым некто придал видимость сотни кораблей.

И Перроке, и адмирала Демулена, и капитана Жюмо снедало любопытство: кто мог совершить подобное? Они сошлись на том, что это дождевых дел мастер.

– И он не только дождевых дел мастер, – воскликнул адмирал, – но и кукловод! Только посмотрите, как корабли качаются на волнах, а паруса то вздымаются, то опадают!

– Ничего красивей я в жизни не видел, мой адмирал, – согласился Перроке, – но повторяю, кем бы он ни был, он ничего не смыслит в морской науке!

Около двух часов адмиральский катер скользил туда и обратно сквозь удивительные корабли. На них царило безмолвие: ни скрипа мачт, ни хлопанья парусов на ветру, ни матросских окриков. Несколько раз гладколицые дождевые матросы подходили к борту и вглядывались в моряков из плоти и крови на деревянной шлюпке, но кто мог сказать, о чем они думали? И адмирал, и капитан, и Перроке чувствовали себя в безопасности. Перроке рассуждал так: «Если дождевые матросы и решат дать залп, мы всего лишь вымокнем».

Перроке, адмирал и капитан самозабвенно восхищались невиданным чудом. Они забыли, что их провели, забыли, что целую неделю теряли драгоценное время, покуда британские корабли проскальзывали в балтийские порты, португальские порты и все прочие порты, где император Наполеон Бонапарт не желал их видеть. Однако, судя по всему, заклинание слабело (что объясняло разрушение корабля на северном конце линии). Еще через два часа дождь прекратился, и в тот же миг чары рассеялись. Перроке, адмирал Демулен и капитан Жюмо поняли это по странной перемене ощущений, будто они почувствовали вкус струнного квартета или их на миг оглушил синий цвет. Почти мгновенно дождевые корабли превратились в мглистые корабли, и слабый бриз унес их прочь.

Перед французами простирался пустынный Атлантический океан.

Декабрь 1807 года

Однажды декабрьским днем в Чипсайде столкнулись две телеги. Одна из них, груженная бочками с хересом, перевернулась. Покуда возчики спорили, кто виноват, прохожие заметили в одном из бочонков пробоину. Вскоре целая толпа пьянчуг сгрудилась вокруг, подставляя стаканы и кружки под струю хереса и пробивая дырки в еще целых бочонках. Телеги и собравшаяся толпа перегородили дорогу, так что скоро на всех близлежащих улицах: Поултри, Треднидл-стрит, Бартоломью-лейн и Олдерсгейт, Ньюгейт и Патерностер-роу образовался затор из карет. Казалось, что столпотворению не будет конца.