Роберт Холдсток - Лес Мифаго. Лавондисс

Самые близкие вихри отчетливо тянулись к самолету и обвивали незваного гостя… чтобы выбросить его.

– Теперь я знаю, что это за лес, – сказал Китон, и я удивленно посмотрел на него. Он смотрел на меня с триумфом, смешанным, однако, с ужасом. Шрам на его лице вспыхнул, и он закусил губу, уголок которой тоже был обожжен; казалось, что все его лицо перекосилось. Он наклонился вперед и уперся ладонями в стол.

– Я искал его с тех пор, как война кончилась, – продолжал он. – За эти несколько дней я понял природу райхоупского леса. Я уже слышал истории о призрачном лесе в этой области… вот почему я обыскивал все графство.

– О призрачном лесе?

– Населенном призраками, – быстро сказал он. – Один такой я видел во Франции. Там, где меня подстрелили. У него был не такой мрачный вид, но в сущности они одинаковы.

Я попросил его рассказать подробнее. Он откинулся на спинку стула и, казалось, боялся говорить. Он вспоминал и глядел в никуда.

– Я запретил себе вспоминать об этом. Я много чего запретил себе…

– Но сейчас вы вспомнили.

– Да. Мы стояли недалеко от бельгийской границы. Я много летал, главным образом сбрасывая боеприпасы бойцам Сопротивления. И вот однажды, в сумерках, мой самолет подбросило в воздухе, как будто я попал в огромный смерч. – Он посмотрел на меня. – Вы знаете, что это такое.

Я кивнул, и он продолжил:

– Я не смог пролететь над тем лесом, совсем небольшим, хотя и пытался. Я сделал вираж и попробовал еще раз. И тот же свет на крыльях, как… как совсем недавно. Свет лился с крыльев на кабину. Меня начало бросать, словно лист. И лица, ниже меня. Как будто они плавали в листве. Как призраки, как облака. Разреженные. Ну, вы знаете, как выглядят призраки. Эти походили на облака, зацепившиеся за верхушки деревьев, движущиеся, волнуемые ветром… но лица!

– То есть в вас никто не стрелял, – сказал я, и он кивнул.

– Да. Конечно, в самолет что-то ударило, и я всегда говорил, что это был снайпер… ну, единственное разумное объяснение. – Он посмотрел на свои руки. – Один выстрел – или один удар – и самолет камнем полетел вниз, в лес. Я выбрался наружу, за мной Джон Шеклефорд. Из обломков. Нам чертовски повезло… ненадолго…

– И потом?

Он с подозрением посмотрел на меня.

– Потом… ничего. Я вышел из леса и, когда брел среди ферм, на меня наткнулся немецкий патруль. Остаток войны я провел за колючей проволокой.

– Вы что-нибудь видели в лесу? Пока бродили там?

Он заколебался, но потом все-таки ответил с оттенком раздражения:

– Я же сказал, старина, ничего.

По какой-то причине он не хотел рассказывать о том, что с ним произошло после падения. Быть может, его унижало то, что его самолет сбили при странных обстоятельствах, а он сам попал в плен.

– Но этот лес, райхоупский, вы сказали, что он такой же.

– Те же самые лица, но еще ближе…

– Я не видел их, – с удивлением сказал я.

– Плохо смотрели. Это лес призраков. Точно такой же. Да они и вас посещают. Ну, скажите мне, что я прав!

– Зачем мне говорить вам то, что вы и так знаете.

Он пристально поглядел на меня; его растрепанные роскошные волосы спадали на лоб, и он казался совсем мальчишкой: возбужденным, испуганным или, может быть, полным плохих предчувствий.

– Я бы хотел увидеть лес изнутри, – прошептал он.

– Тебе не попасть туда, – сказал я, внезапно переходя на «ты». – Я знаю. Я пытался.

– Не понимаю.

– Лес завернет тебя. Он защищает себя… Черт побери, парень, ты сам все знаешь. Ты будешь бродить там часами и ходить по кругу. Мой отец, да, он нашел дорогу внутрь. И Кристиан.

– Твой брат.

– Он самый. Он и сейчас там, уже девять месяцев. Наверно, он нашел дорогу среди вихрей.

Китон не успел раскрыть рот, как мы оба вздрогнули, услышав шорох за кухней, и оба одновременно приложили палец к губам. Как будто кто-то осторожно открыл заднюю дверь.

Я указал на пояс Китона.

– Доставай револьвер, и если появится лицо, не обрамленное роскошными рыжими волосами… тогда стреляй, предупредительно, в потолок.

Китон быстро и почти бесшумно выхватил револьвер. Стандартный «Смит-Вессон», 38-й калибр. Он легко взвел курок, скользнул взглядом по стволу и поднял оружие вверх. Я посмотрел на вход из кухни; в следующее мгновение там появилась Гуивеннет и медленно вошла в гостиную. Она посмотрела на Китона, потом на меня, на ее лице появился вопрос: «Кто это?»

– Бог мой, – выдохнул Китон, его напряженный взгляд просветлел. Он опустил руку и сунул оружие обратно в кобуру, не отводя взгляда от девушки. Гуивеннет подошла ко мне, положила руку на плечо (почти покровительственно) и стала внимательно разглядывать обожженного летчика. Потом хихикнула и осторожно коснулась его лица. Наверно, ее заинтересовали ужасные следы происшествия, случившегося с Китоном. Она что-то сказала; слишком быстро, я не понял.

– Вы потрясающе прекрасны, – сказал Китон. – Меня зовут Гарри Китон. Извините, у меня перехватило дыхание, и я забыл о хороших манерах. – Он встал и подошел к Гуивеннет, которая отодвинулась от него и крепче вцепилась мне в плечо. Китон взглянул на меня. – Иностранка? Не понимает по-английски?

– По-английски? Нет. Но она говорит на каком-то очень старом языке этой страны. Твои слова она точно не поняла.

Внезапно Гуивеннет потянулась и поцеловала меня в затылок. И опять я почувствовал, что это собственнический, покровительственный жест, и не понимал почему. Но мне понравилось. Я думаю, что если бы мог краснеть, как Китон, то вспыхнул бы еще ярче. Я нежно положил свою руку на ее, на мгновение наши пальцы переплелись, и мы безошибочно понимали друг друга. «Доброй ночи, Стивен», – сказала она со странным сильным акцентом, однако выговаривая слова потрясающе ясно. Ее карие глаза лучились гордостью и озорством. «Добрый вечер , Гуивеннет», – поправил ее я, она сделала разочарованную гримаску и повернулась к Китону. «Добрый вечер…» – Она хихикнула и замолчала; она забыла его имя.

Китон напомнил ей, и она сказала его вслух, подняла правую руку, ладонью к нему, потом приложила ладонь к груди. Китон повторил ее жест и поклонился; потом они оба рассмеялись.

Потом Гуивеннет опять повернулась ко мне и уселась на корточки рядом со мной, поставив копье между ног; оно вызывающе поднималось вверх, неуместное, почти неприличное. Слишком короткая туника задралась, и ее тело, молодое и гибкое, оказалось настолько прекрасным, что такой неопытный человек, как я, не мог остаться спокойным. Она коснулась узким пальцем моего носа и улыбнулась, поняв, какие мысли бродят за покрасневшим лицом.

– Кунингабах, – сказала она предупреждающе. И добавила: – Еда. Готовить. Гуивеннет. Еда.

– Еда? – повторил я. – Ты хочешь есть?