Джоанн Харрис - Завет Локи

Но, похоже, Порядок не может существовать без постоянного вмешательства Хаоса. Моя стихия, как известно, – огонь, а огонь никогда не выходит из моды. В домашнем очаге и в костре, разожженном путниками, в сверкнувшей молнии небесной или во всепоглощающем лесном пожаре, в мифах и снах огонь – а значит, и я – всегда был важен и почитаем, перед ним благоговели, ему поклонялись. Кроме того, и в мире Порядка – при всех его законах и правилах – люди всегда любили мечтать и видеть сны. И вот среди множества человеческих снов после стольких лет поисков мне удалось обнаружить краешек иной, тщательно спрятанной территории, где по-прежнему царил вечный Асгард.

Понимаете, расширялись не только сами новые миры; все большее пространство неуклонно занимали также сны и мечты людей. Телевидение, компьютерные игры, электронные книги, шприцы с различными веществами, способными подарить веселье или забвение, – все это я лишь мельком сумел разглядеть сквозь окружавшую меня тьму, но как-то догадался, что эти вещи, соединившись, создали еще один новый мир, в котором сны можно не просто с кем-то разделить, но и манипулировать ими, и через этот новый мир, который люди называют Интернетом – весьма подходящий термин для посредника, способного поймать в свои сети даже самих богов, – также протекает река Сновидений…

Вот тут-то передо мной и забрезжила реальная возможность спасения.

Змей Йормунганд [17] Йормунганд, или «змей Мидгарда», первоначально, по-видимому, был позитивным элементом пространственной системы мира в скандинавской мифологии, ибо, окружая обитаемую землю, поддерживал ее в Мировом океане, прикусив собственный хвост. , как и его сводный брат, конь Одина [18] Восьминогого коня Слейпнира Локи родил сам, соблазнив в обличье кобылы волшебного жеребца, принадлежавшего великану Свадильфари, который строил Асгард, но, лишившись коня, завершить это вовремя не успел. , обладал способностью свободно перемещаться между мирами. В своем предшествующем обличье он вполне счастливо существовал в Океане и, прикусив собственный хвост, опоясывал собой все миры от царства Сна до Пандемониума. Я полагал, что если бы мне удалось убедить его прорваться из Нифльхейма в царство Сна, то я, наверное, сумел бы, воспользовавшись его невероятной силой, заставить его ринуться оттуда сперва в тот мир, где по-прежнему существует светлый Асгард, а затем и в мир материальный и там, возможно, даже обрести физическое обличье…

Ясное дело, затея была рискованная. Но, с другой стороны, мне всегда везло. И потом, что мне было терять? Темницу в Нифльхейме? Или эти оковы?

Однако я тут же столкнулся с серьезной проблемой, пытаясь убедить змея в целесообразности моего плана. Йормунганд никогда ясным умом не отличался, а меня, в общем-то, недолюбливал. Однако сейчас он и сам оказался в плену, и я рассчитывал, что хотя бы наша общая беда поможет ему правильно воспринять предложенный мною план бегства из Нифльхейма. Я начал с Пророчества и содержавшегося в нем обещания дивного нового мира. Но Йормунганд ненавидел поэзию почти столь же сильно, как и я сам, так что единственным его ответом был увесистый плевок ядом прямо мне в лицо.

Тогда я зашел с другой стороны и далее излагал свой план куда более примитивно.

– Я знаю один способ… – с несколько преувеличенной осторожностью начал я, – точнее, неплохо представляю себе, как можно отсюда выбраться. И ты вполне мог бы убедить меня поделиться этими знаниями с тобой – но, разумеется, сперва пообещай оказывать мне всю необходимую помощь.

Йормунганд рыгнул, окутав меня облаком гнусной вони, но это явно свидетельствовало о том, что мое предложение его заинтересовало.

– Я мог бы и тебя вывести отсюда, – продолжил я, – но для начала тебе придется меня освободить.

Что ж, я, конечно, бросал вызов Судьбе. Ведь мой сынок Йормунганд не обладал ни нужной ловкостью, ни особым умом. Единственное, что у него было, это клыки – маловато, пожалуй, для успешного решения той задачи, которую я перед собой поставил. Выслушав меня, он отвратительно зашипел, глянул на меня с подозрением и выдохнул очередное облако зловонных миазмов, заставивших все мое тело содрогаться в конвульсиях. Ну, допустим, тело-то было совсем не мое , но Черная Крепость славится самыми неожиданными чувствами и ощущениями, и все они на редкость неприятные. Я крепко зажмурился, надеясь хоть как-то защитить глаза от ядовитого смрада, и предпринял новую попытку.

– Тебе нужно всего лишь, – я сказал это куда более уверенно, чем сам себя чувствовал, – подумать о том, что ты можешь меня освободить, и ты сделаешь это всего лишь с помощью твоей мысли. Ведь наши оковы не настоящие; они, как и все здесь, созданы из снов и фантазий. И тебе, чтобы освободить меня, нужно всего лишь по-настоящему этого захотеть .

Ясное дело, для него подобные понятия были в новинку, а я, к сожалению, понял это с некоторым опозданием. Йормунганд снова зашипел, оскалив чудовищные клыки, и отправил мне в лицо двойной заряд яда.

– Черт побери, Йорги, больно же!

В ответ Йормунганд как-то странно булькнул горлом, и мне показалось, что этот звук подозрительно напоминает мурлыканье.

– Нравится тебе, да? – спросил я. – Тебе приятно меня мучить?

Змей как бы пожал плечами, отчего все его тело пошло волнами; казалось, он хочет сказать: «Ну пристрелите меня, но такова уж моя натура!»

– Разве ты не понимаешь, что поступаешь глупо? – рассердился я. – Ведь тебя здесь держит исключительно твоя ненависть ко мне. Избавься от нее – и мы оба сможем стать свободными. Неужели тебе так трудно хоть раз попытаться перестать меня ненавидеть?

Опять раздалось грозное шипение, но мне все же показалось, что покрытые слизью кольца змеиного тела слегка расслабились. И я решил немного поднажать, стремясь закрепить достигнутый успех.

– Свобода! – воскликнул я. – Ты хоть помнишь, что это такое? Вспомни, как ты плавал в океанских просторах! Вспомни, какие огромные косяки сельди попадались тебе навстречу и как легко эти рыбки проскальзывали в твою глотку! Вспомни жирных тюленей и сочных каракатиц – ах, до чего они были вкусны!

Сам я, разумеется, ни тюленей, ни каракатиц никогда даже не пробовал, но все же надеялся добиться нужного драматического эффекта. И я его добился! Йормунганд снова «замурлыкал», а я, пользуясь моментом, тут же продолжил:

– А ты помнишь, какой спокойной, будто шелковой, бывала порой морская гладь? Какая тишина царила вокруг…

«Мурлыканье» сменилось опасным шипением – Йормунганд явно не был любителем покоя и релаксации, – и я моментально сменил тему: