Гленн О'Брайен - Быть джентльменом. Гид по стилю, этикету и жизни для современного мужчины

Настоящий мужчина стрижется и бреется почти с таким же религиозным упорством, с каким мусульмане, сикхи и хасиды этого не делают.

Иной мужчина позволяет парикмахеру выстригать волосы, торчащие из носа и ушей, но ему стоило бы воздержаться от этих аспектов груминга. В некоторых случаях, особенно среди мужчин почтенного возраста, мы можем наблюдать разрастание бровей до масштабов, встречавшихся у членов советского Политбюро. Нет никаких сомнений, что движителем такого бурного роста является тот предзакатный тестостероновый взрыв, благодаря которому еще и простата выходит размерами далеко за привычные рамки, а следовательно, все эти феномены являются продуктами нашего мужского естества, такими же признаками маскулинности, как хрипотца в голосе или жесткая, как стальная проволока, щетина. А еще, будучи одним из главных инструментов в нашем арсенале выразительных средств, эти колючие султанчики значительно облегчают мужчине задачу безмолвной сигнализации окружающему миру о своих подозрениях, недовольстве или состоянии предельной концентрации. В голову так и просится образ вирильного джентльмена на седьмом десятке, нежно мурлычущего своему отражению в зеркале: «Ну, не восхитительны ли они у меня?» Хмм.

Не так давно меня познакомили с чудесным человеком, обладателем экстраординарных бровей. Это высокообразованный человек с идеальной речью, франт, ученый и джентльмен. Его единственная причуда – это потрясающие воображение стороннего наблюдателя брови брежневианских пропорций, тщательно зачесанные вверх на небывалую высоту. Во время нашей первой встречи я насилу удержался от вопроса, о чем он вообще думает, щеголяя этими своими плюмажами, больше похожими на усы, чем на брови? Это что-то типа топиария? Или, может быть, он культивирует их, чтобы зачесывать на скальп, если когда-то в будущем у него вдруг начнет появляться лысина? Или это для него какой-то странный талисман сексуального толка? Я был настолько озадачен и ошарашен, что даже не решился задать все эти вопросы его любимой женщине, с которой мы много лет находимся в дружеских отношениях. Может быть, в один прекрасный вечер, когда рекой будет литься вино, я все-таки рискну спросить его: «В чем секрет? Зачем они тебе? Что ты ими собираешься делать?»

Это, конечно, случай экстремальный и очень необычный. Ведь сегодня эдакая горделивая бровеносность выглядит настолько же безнадежно устаревшей, как бакенбарды или усы с закрученными вверх кончиками. Тем не менее факт остается фактом: волосы, растущие не на верхушке головы и не на подбородке, остаются для мужчины, решительно настроенного быть со всех сторон нормальным, источником проблем. Они, как и многие другие аспекты внешнего вида, могут приводить его в растерянность, а то даже и немного пугать. Конечно, кустистые брови и густая растительность на груди и спине – это очень по-мужски, но не существует ли грани, после которой получается перебор, после которой ты начинаешь смахивать уже на медведя, а то и на какую-нибудь обезьяну? Почему эта растительность должна быть более неприкосновенной, чем, скажем, трава на лужайке перед домом?

Очевидно, что волос слишком много, когда мужчине об этом говорит его женщина. Забавно, что женщины считают себя вправе критиковать мужчину за избыток вторичных половых признаков, не имея никаких претензий к первичным. «Разве мы не мужчины?» – озадаченно почешет в затылке слишком волосатый мужчина. «Я есть то, что я есть», – подумает он, как некогда делал морячок Попай. Женские заявления о том, что волосяной покров груди или спины, то есть неформальное знамя его гормонального величия, присутствует у него в переизбытке, не радует взгляд, а то и просто вызывает отвращение, ставят мужчину в полный тупик.

Очевидно, что волос слишком много, когда мужчине об этом говорит его женщина. Забавно, что женщины считают себя вправе критиковать мужчину за избыток вторичных половых признаков, не имея никаких претензий к первичным.

И тут мужчина оказывается перед дилеммой: хвататься за бритву или, боже упаси, за парафиновые полоски или так прослывешь геем? Нормальный парень инстинктивно считает себя творением природы, а женщину – продуктом искусных косметических манипуляций. Но даже эта инстинктивная уверенность неизбежно будет подвергнута сомнению. Либо волос вдруг становится все меньше и меньше, и он начинает ощущать невыносимые самсоновы муки. Либо он начинает седеть и замечает, что мир вдруг меняет свое к нему отношение, несмотря на то, что сам он чувствует себя по-прежнему молодым и полным жизненных сил. И тут он начинает осознавать ужасную для себя правду. Как уж сказал об этом Уильям Батлер Йейтс? «Старикам здесь не место…» Да, возраст, некогда бывший объектом уважения, сегодня превратился в объект поношения. К серебру в наших волосах нынче относятся как к ржавчине. А что это за волосы вдруг с такой прытью стали лезть у меня из носа и ушей? И что это у меня с бровями?

Мужчина, всю жизнь религиозно соблюдавший философию нормальномужия, которая является не столько негласным кодексом, сколько кодексом, зашифрованным в великом множестве жлобских анекдотов, все еще сохраняет верность канону минимально ухоженного природного мужика, но уже начинает замечать, что в самых лучших образцах этой внешней естественности нет ничего от природы, а все это – суть тщательно просчитанное позерство. Именно на этой стадии своей жизни такой нормальный мужчина тайно обращается в другую веру. Он начинает красить волосы, причем, скорее всего, чем-нибудь типа специальной мужской краски для волос «Только для вас, мужчины», будто мужские волосы чем-то отличаются от женских, а применение продукта, предназначенного для женщин, способно неким образом трансформировать «его» в «нее».

Или он просто выбрасывает белый флаг и оставляет все решения в области сего груминга на усмотрение своей любимой женщины в надежде на то, что она восхищается его маскулинностью и будет действовать осмотрительно, то есть не довыщипывает его самсонову жизненную силу до полного женоподобия. Или начинает бегать в салон красоты, но, конечно же, через заднюю дверь.

Мужчина на этой стадии может даже превратиться в почти цивилизованное существо, избавившись от зарослей, преграждающих внешним стимулам путь к органам обоняния и слуха. Он, даже проживая в Персии, может, в конце концов, решиться разделить свою монобровь на две отдельные, завидев в их симметрии новое отражение свойственной природе упорядоченности. Он может вдруг обрести чувство меры в отношении своей нагрудной шевелюры, начать относиться к ней как к уже упомянутой лужайке перед домом и в нужные моменты браться за газонокосилку, чтобы привести ее в состояние, находящееся ровно на полпути между глянцевитостью дельфиньей кожи и мохнатостью шкуры йети, которым он еще недавно был. Теперь рубашка будет гораздо плотнее прилегать к груди. Теперь из ее раскрытого ворота уже не будет торчать кудрявый галстук. Теперь за его спиной на пляже больше не будут возникать спонтанные обсуждения. А кроме того, теперь он, возможно, даже сможет на несколько микросекунд быстрее проплывать стометровку баттерфляем.