Джудит Макнот - Само совершенство

– Вот дерьмо! – воскликнул Доминик, и Зак вздрогнул от неожиданности. – Джина выходит замуж! – Сандини свесился с верхней койки, размахивая письмом.

Зак повернул голову и посмотрел на сокамерника.

– Зак, ты слышал, что я сказал? Моя сестра Джина через две недели выходит замуж! За Гвидо Дорелли.

– Хороший выбор, – сухо заметил Зак, – если учесть, что беременна она именно от него.

– Да, но, как я тебе уже говорил, мама не позволит ей за него выйти.

– Потому что он – грязная акула, – откликнулся Зак, припомнив, что говорил ему Доминик о Гвидо.

– Черт, нет. Я хочу сказать, что мужчина должен иметь достойный заработок. Мама это понимает. Гвидо просто дает деньги в долг тем, кто в них нуждается, и это все.

– А если они не могут с ним расплатиться, он их калечит.

Зак увидел, как вытянулось лицо Сандини, и тут же пожалел о своем сарказме. Несмотря на то что Сандини успел угнать двадцать шесть автомобилей и имел шестнадцать приводов до того, как получил двадцать восемь лет тюрьмы, в этом маленьком тощем итальяшке было что-то трогательно детское. Как и Зак, он пользовался доверием администрации, но, несмотря на это, за время пребывания в тюрьме ему увеличили срок еще на четыре недели. Сандини был невероятно заносчив, ершист, как боевой петух, и он был отчаянно предан Заку, чьи фильмы очень любил. У Сандини была огромная семья, шумная и колоритная. Родственники посещали его регулярно. Встречи проходили в тюремном дворе. Узнав, что Зак живет с ним в одной камере, они были потрясены и даже напуганы, но, обнаружив, что Зака никто не навещает, они забыли о том, кем был Зак в прежней жизни, и взяли его под свою опеку, словно он приходился им близким родственником. Зак искренне верил в то, что ему никто не нужен, и он ясно дал понять непрошеной «родне», что в их опеке не нуждается. На их вопросы он отвечал односложно и даже демонстративно их игнорировал. Однако это не смущало клан Сандини. Они продолжали общаться с ним так, словно он и не пытался от них отгородиться. И, сам не зная, как это произошло, Зак со временем перестал сопротивляться, если мамаша Сандини, его сестры, родные и двоюродные, лезли к нему обниматься и целоваться, а темноволосые племянники и племянницы Доминика в возрасте от года до трех с леденцами на палочке в липких руках лезли к нему на колени. Зак даже поймал себя на том, что улыбается, слушая болтовню мамаш этих смуглых ребятишек, безуспешно пытаясь запомнить, кого как зовут, и одновременно столь же безуспешно пытаясь спасти шевелюру от липких леденцов. Однажды Зак даже стал свидетелем того, как один из пухлых младенцев из клана Сандини сделал свои первые неуверенные шаги. И этот младенец, раскинув руки, потопал не к одному из своих многочисленных родственников, а к присевшему на скамью Заку.

Родные Сандини окружили Зака семейным теплом, и в перерывах между посещениями дважды в месяц они присылали ему домашнюю выпечку и домашнюю благоухающую чесноком колбасу, завернутую в промасленную бумагу. Посылки приходили два раза в месяц, бесперебойно, и Зак получал их одновременно с Домиником. Несмотря на то что от их колбасы у Зака случалось несварение, он все равно съедал немного салями и все печенье, и когда двоюродные сестры Сандини принялись присылать ему записки и просить автографы, Зак безропотно откликался на их просьбы. Мама Сандини присылала ему открытки на дни рождения и сокрушалась о том, что Зак слишком худой. И в те редкие моменты, когда Заку действительно хотелось смеяться, желание это было вызвано исключительно кем-то из клана Сандини. И теперь его связь, ощущавшаяся как родство, с Сандини и его семейством была крепче, чем связь с собственными кровными родственниками.

Стараясь сгладить обиду, нанесенную Доминику, Зак сказал со всей искренностью, на какую был способен:

– Знаешь, я думаю, уважаемые банкиры поступают не намного лучше твоего Гвидо: они вышвыривают из домов вдов и детей, если те не могут оплатить кредит.

– Именно так! – радостно согласился Сандини.

Обнаружив, что мысли о семействе Сандини волшебным образом успокаивают его, отвлекая от предстоящего побега, Зак решил продолжить тему:

– Если бы не профессия Гвидо и его судимость, твоя мама позволила бы Джине за него выйти?

– Я говорил тебе, Зак, – мрачно сказал Сандини, – что Гвидо был женат. Его обвенчали в церкви, а теперь он развелся, и потому его отлучили от церкви.

Зак, сделав подобающее случаю серьезное лицо, сказал:

– Верно. Я об этом забыл.

Сандини возобновил чтение письма.

– Джина передает тебе привет. И мама. Мама говорит, что ты ей мало пишешь.

Зак посмотрел на пластиковые часы, которые ему разрешили носить в тюрьме, и встал с койки.

– Ладно, поднимайся, Сандини. Скоро вечерняя поверка.

Соседки Джулии, пожилые сестры-близнецы Элдридж, сидели на веранде своего дома. Отсюда открывался широкий обзор на все четыре дома по Элм-стрит. Как раз сейчас они наблюдали за тем, как Джулия укладывала в багажник дорожную сумку.

– Доброе утро, Джулия, – поприветствовала ее Флосси Элдридж.

Вздрогнув, Джулия обернулась на голос. Она никак не ожидала, что седовласые дамы к шести утра уже успеют встать, позавтракать и выйти подышать свежим воздухом.

– Доброе утро, мисс Флосси, – откликнулась Джулия и направилась к дому сестер засвидетельствовать свое почтение. – Доброе утро, мисс Ада. – Несмотря на то что сестрам уже перевалило за семьдесят, они все еще сохранили привычку одеваться одинаково. Впрочем, нарядами сходство заканчивалось, ибо мисс Флосси была полноватой, улыбчивой и жизнерадостной, тогда как сестра ее и в старости осталась худой, вечно всем недовольной и болезненно любопытной. Говорили, что в молодости Флосси была влюблена в Германа Хенкельмана, однако мисс Ада не дала влюбленным пожениться, сумев убедить слабохарактерную сестру в том, что Германа интересуют лишь ее деньги, которые тот непременно пропьет, а саму Флосси сделает посмешищем всего городка.

– Какое красивое утро, – сказала мисс Флосси, зябко кутаясь в шаль. – Такие славные деньки помогают скоротать зиму, правда, Джулия?

Не успела Джулия ответить на вопрос Флосси, как вмешалась Ада. Ада Элдридж в своей обычной манере взяла быка за рога.

– Ты снова уезжаешь куда-то, Джулия? Не прошло и двух недель с твоей предыдущей поездки. Дома не сидится?

– Меня не будет всего два дня.

– Опять по делам или на этот раз ты едешь отдохнуть? – не унималась Ада.

– Можно сказать, по делам.

Ада вопросительно подняла брови, и Джулия решила удовлетворить ее любопытство, чтобы не выглядеть грубой.

– Я еду в Амарилло. Нужно поговорить с одним человеком насчет пожертвований на учебники.