Барбара Картленд - Сердце не обманет

– Это слишком невероятно… Но может сработать.

– Так вы поняли! Вы действительно поняли! – радостно воскликнула Джина. – Они могут выкрасить стены, сделать замок пригодным для жилья. Они могут соревноваться друг с другом, и каждая комната станет по-своему красивой и удобной.

– И что они за это получат?

– Их имена будут присвоены комнатам, которые они восстановят, чтобы в будущем каждый, приходящий в замок, смог прочитать о них и узнать, что именно они сделали.

Посмотрев на девушку внимательно, Джон сказал:

– Прекрасная мысль. Но вы уверены, что люди не поднимут меня на смех? А вдруг они скажут: «Ваш замок – сами и разбирайтесь»?

– Не думаю, что они такое скажут, – сказала она. – Если вы правильно с ними поговорите.

«А она, конечно, знает, как разговаривать с людьми правильно», – язвительно подумал Джон.

– Это ведь и их наследие, – тем временем продолжала она, – и они это понимают. Никто не обрадуется, если замок развалится. Заново выстроить его невозможно, и увидеть его можно будет лишь на картинах художников.

Джон молчал. Джина понимала, что он серьезно взвешивает ее слова, и закрыла глаза, молясь и надеясь.

«Он должен это сделать, – повторяла она в уме. – Должен».

Джон прикрыл глаза ладонью.

– Не могу думать, – наконец произнес он. – Голова кругом идет. Ваша идея кажется то изумительной, то невероятной.

– Но мне вы покажете замок? – горячо спросила она. – Тогда у меня еще идеи появятся.

– Еще идеи? – насторожился Джон.

– О да! Увидев его изнутри, я обязательно еще что-нибудь придумаю.

– Час от часу не легче, – пробормотал он.

– Милорд…

– Зовите меня лучше Джоном. А я, если позволите, буду звать вас Джиной. Раз уж мы с вами сделались заговорщиками, формальности ни к чему.

– Но у меня отец строитель, – в ужасе промолвила Джина.

– Не совсем понимаю, к чему вы это.

– Дочь строителя не может называть герцога по имени.

– Что за глупости! Конечно может, если хочет.

– Но это же неправильно, – сказала она. – Вы не сможете внушать уважение, если кто угодно будет называть вас по имени.

– Во-первых, не кто угодно, а только вы. И мне обязательно внушать уважение?

– Конечно! Иначе что станет с вашей герцогской властью?

– А она у меня есть? – насмешливо поинтересовался он. – Где же она была последний час? У вас под каблуком, вот где.

– Это было маленькое отклонение. Я думаю, отныне вам нужно держаться властно, как настоящему герцогу.

– Благодарю за разрешение, сударыня.

– Милорд, я только хотела…

– Джина, либо вы называете меня Джоном, либо я высажу вас из экипажа, – прервал ее он. – Хотя я не уверен, не стоит ли мне сделать это в любом случае.

– Вы не сделаете этого!

– В самом деле?

– Джон!

– Уже лучше.

– Но…

– Тихо!

Она тут же замолчала, и, ободренный первым успешным проявлением приличествующей герцогу властности, он добавил:

– Говорит герцог, поэтому слушайте его и повинуйтесь.

Джина захихикала.

За разговором время пролетело незаметно. Джон опомнился, только когда увидел, что они въехали в графство, и понял, что через милю на фоне стремительно темнеющего неба покажется замок или то, что от него осталось.

– Смотрите! – вдруг воскликнула Джина. – Смотрите! Правда, чудесно?

Ему это зрелище никогда не казалось чудесным, но, воодушевленный ее искренним восторгом, он кивнул.

– Да, красиво.

Лошади побежали немного быстрее, как будто почувствовав, что путешествие подходит к концу, и Джон повернулся к Джине.

– Почти приехали. Скажите, где вы живете, и утром я пошлю за вами экипаж.

Она написала на листке бумаги адрес и передала ему.

– Я сойду у замка, – сказал он, – а вы езжайте дальше. Разумеется, я заплачу за всю поездку.

– Я сама заплачу, – тут же ответила она.

– Джина…

– А станете спорить, я буду называть вас милордом герцогом.

Это заставило его замолчать. Вдруг она сжала его руку и сказала:

– Мы победим. Повторяйте это в уме каждый раз, когда волнуетесь, и будете побеждать в любой, даже самой тяжелой битве. Я чувствую сердцем и разумом, что вы победите!

Джон поднес ее руку к губам.

– Могу ли я проиграть, когда вы мне помогаете?

Как только он произнес эти слова, экипаж остановился у боковой двери замка.

Джон снова поцеловал Джине руку и вышел из экипажа одновременно с кучером, который спрыгнул с козел и начал снимать его чемоданы.

Джон позвонил. Дверь открылась, и за ней показалось знакомое лицо. Теннисон, дворецкий, служил в этом доме почти двадцать лет.

– Здравствуйте, ваша светлость. – Неожиданное появление нового герцога, похоже, его нисколько не удивило. – Ваша мать ждет вас в гостиной.

– Сейчас иду, – ответил Джон, после чего повернулся к экипажу и негромко обратился к Джине: – Спасибо. Спасибо за все, что вы мне сказали. Я знаю, с вашей помощью мы победим.

Он снова поцеловал ее руку и, не давая ей времени на ответ, вошел в замок.

После того как несколько слуг унесли багаж Джона, кучер тронул лошадей. Когда экипаж немного отъехал, Джина повернулась в надежде увидеть герцога или кого-нибудь из его семьи, но не увидела никого, кроме дворецкого, закрывавшего дверь.

Тем временем Джон взбежал по широкой лестнице в гостиную. Несмотря на то, что сын почти не видел мать с тех пор, как начал путешествовать, он продолжал нежно любить ее. До замужества она была леди Эвелин Гоуэр, дочерью графа, и считалось, что своей семье девушка выгоды не принесет, но юная леди Эвелин полюбила младшего брата герцога и преисполнилась решимости добиться своего.

В молодости мать Джона была известной красавицей. Поговаривали, что половина великосветских женихов были у ее ног. Даже ходил слух, что сам принц Уэльский слал леди Эвелин полные отчаяния любовные письма. Сейчас ей было пятьдесят, но в утонченном лице и грациозной осанке леди Джеймс Честер все еще можно было увидеть следы былой красоты.

Отличаясь эксцентричным нравом, мать Джона обладала острым, практичным умом. Всякий, кто при первом знакомстве принимал ее за легкомысленного или несерьезного человека, очень быстро понимал свою ошибку.

Джон застал мать за вязанием. Когда он вошел, она радостно вскрикнула и протянула ему навстречу руки.

– Ты вернулся! Ох, сынок, мы так по тебе скучали.

– Телеграмма ждала меня полтора месяца, – сказал Джон. – Но я вернулся, как только получил ее. Дорогая мама, мне так жаль, что я не смог помочь вам с похоронами дяди Руперта.

– Нам всем было очень тяжело, – сообщила мать. – Но после того несчастного случая он долго болел, и смерть стала для него избавлением от мучений.

– Значит, вы переехали. Так я и думал. Вам здесь удобно? – участливо осведомился Джон.