Крис Кеннеди - В сетях страсти

– Хорошо. Возможно, мне удастся что-нибудь для тебя выяснить.

– И опять же я перед тобой в долгу.

– Но ты, как всегда, долг заплатишь.

Кир пожал руку меняле и уже хотел удалиться, но тут Томас вдруг проговорил:

– Надеюсь, Киран, что ты внимательно к ним присмотрелся. Эти люди, которых ты собираешься заманить в свои сети… они сильно отличаются от всех прочих.

Кир делано рассмеялся.

– Слишком уж пристальное внимание может все погубить. – Он старался казаться беззаботным и даже веселым, но это не очень-то у него получалось.

Томас же нахмурился и проворчал:

– Ты не знаешь этих людей. Поверь, они очень опасны. А их предводитель, Козимо Эндольте, опаснее всех.

Кир пожал плечами.

– Мы с тобой тоже весьма опасны. Как и все остальные торговцы. Худшие представители рода человеческого! Я признателен тебе за совет, старик, но в нем нет нужды. Не в первый раз мне приходится плавать в мутных водах.

Томас криво усмехнулся.

– Мой мальчик, имей в виду: если ты заплывешь в эти воды, то уже безвозвратно. Обратного пути не будет.

Кир снова пожал плечами и тихо проговорил:

– А я и не собираюсь возвращаться.

– А если ты разыскиваешь самого Козимо Эндольте, – продолжал Томас, вновь помрачнев, – то ты еще более безумен, чем я думал. Этот человек неуловим. Он действует через разветвленную сеть своих посредников, и сеть эта сделала бы честь любому пауку.

– А почему ты решил, что я разыскиваю Козимо Эндольте?

– Потому что теперь я совершенно уверен: ты еще больший безумец, чем я предполагал.

Кир рассмеялся, а его собеседник проворчал:

– Ты совсем забыл об осторожности.

– Напротив, я всегда осторожен.

– Нет, ты никогда не бываешь осторожен.

Кир расплылся в улыбке и сказал:

– Ладно, хорошо, пусть так. Я не осторожен, но зато удачлив.

– Смею предположить, что в одном случае удача все-таки тебе изменила, – заметил Томас, взглянув на шрам, видневшийся на ключице Кира. Шрам этот тянулся по плечу и далее спускался по спине в виде широкого жутковатого рубца – розоватого и похожего на след от удара молнии. Но этот след оставила вовсе не молния, а упавшие на него горящие дубовые планки.

– Я не тот человек, на чей счет можно строить предположения, – произнес Кир, тотчас же помрачнев.

Томас кивнул.

– Что ж, пусть так.

– И ты недооцениваешь меня, если считаешь, что я не обдумываю свои планы. Я уже давно вынашиваю этот замысел и в точности знаю, как его осуществить – от начала до конца.

– Ты не можешь этого знать, – возразил Томас.

Кир предпочел воздержаться от дальнейших споров. Можно выиграть пари или партию в шахматы, но не спор. Да и спорить, в сущности, было не о чем. Месть непременно должна была свершиться – о чем же тут спорить?

Гнев до такой степени переполнял Софию, что, казалось, нес ее по улицам словно ветер, дующий в паруса. Рулем же ей служило название постоялого двора, подслушанное ею во время разговора Кира с Томасом. «Испанская… дама»? Да-да, именно так!

К сожалению, она уже исчерпала свой и без того скудный выбор возможностей. А возвращение гроссбуха… В лучшем случае это временная мера, к тому же явно недостаточная. И теперь она осталась без денег и без оружия. Хотя…

Кир! Он был ее оружием!

О да, декорации остались прежними – декорации, скрывавшие его подлинную сущность подобно тому, как ножны скрывают смертоносный кинжал. Он был красивый и беспечный, а в общении непринужденный – так волк не осознает, что у него есть клыки, хотя постоянно пускает их в ход. Кроме того, он обладал неотразимым очарованием – его фальшивые улыбки выглядели абсолютно искренними, и лживые уста не казались таковыми, хотя и лгали постоянно. И поэтому он любого мог обвести вокруг пальца – стоило ему только захотеть.

Впрочем, сейчас для нее имело значение лишь одно: Кир при необходимости был весьма решителен и крайне опасен; и у него все получалось, за что бы он ни брался. Именно в таком человеке, ловком и безжалостном, София сейчас очень нуждалась. Так что ей, наверное, повезло, что она наконец-то столкнулась с ним сегодня.

Вскоре она вышла к Ракке, одной из самых процветающих улиц в процветавшем городке Ласт-Феллз. Причем улица эта несколько раз пересекалась с Хай-стрит, широкой и оживленной, ведущей к причалам, и плавно переходила в Голдсмит-лейн, которая вела совсем в другую сторону. Ох, запутаться можно! Казалось, этот человек даже в таких случаях старался всех запутать и обмануть.

Ее отец Роджер Дарнли – судья Роджер Дарнли – был таким же. Место судьи в Суде королевской скамьи и впрямь давало множество возможностей для различных злоупотреблений, и он сумел создать настоящее королевство в королевстве, вовлекая в преступные сделки как богачей, покупавших себе за деньги всевозможные выгоды и преимущества, так и бедняков, пытавшихся хоть как-то улучшить свою жизнь. И следовательно, он неизбежно должен был привлечь к себе внимание Козимо Эндольте и его комменды – преступного сообщества, ставившего перед собой совершенно новую цель. Эти весьма состоятельные люди, не являвшиеся ни банкирами, ни ростовщиками, хотели стать хозяевами всей торговли и, значит, – хозяевами… ВСЕГО. К ним стекались потоки денег, целые реки денег, а также заемные письма и другие вещи, обладавшие немалой ценностью. В результате они становились все более влиятельными, а сам Козимо стал одним из советников короля, – правда, его влияние отчасти ограничивалось королевским парламентом, а также волей рыцарей, баронов и других знатных людей, чьи интересы не совпадали с интересами комменды. И в какой-то момент Козимо Эндольте осознал: ему требовался надежный и преданный человек – такой, чьи интересы полностью совпадали бы с его собственными. Именно таким человеком и являлся судья Дарнли, идеально подходивший для роли влиятельного и надежного помощника.

В результате эти двое – Козимо и Роджер Дарнли – создали неприступную финансовую крепость, в которой Дарнли был сторожевой башней, присматривавшей за деньгами комменды. Все соискатели должны были пройти сквозь ворота его личной рекомендации и дорого платили за эту привилегию. Козимо, остававшийся на заднем плане, никогда не выходил из тени и никогда не ставил свою подпись на документах, – так что любая его связь с деньгами была непостоянной, неопределенной и, главное, недоказуемой. Судья же, весьма уважаемый человек, был вне подозрений.

Как отец Дарнли был куда менее внимателен, однако все же следил за тем, чтобы его дочь София никогда нигде не упоминалась и редко показывалась кому-либо на глаза. Он держал ее на задворках своего мира, и мало кто знал, что у судьи имелась дочь, да и кого это заботило?