Энни Берроуз - Свадьба в замке Кингсмид

Мадам неодобрительно фыркнула, и Мэри быстро опустилась на колени, чтобы поднять очки. Они не могли улететь далеко по грубым половицам мастерской. Сейчас она найдет их, водрузит на положенное место и уже через несколько секунд снова будет сидеть за работой.

«Ну почему разум не может работать так же ловко, как руки?» – сердито подумала она. Сколько раз Мэри пыталась удержать те краткие проблески света, вспыхивавшие в нем. И каждый раз она словно пыталась схватить рукой пламя свечи. Ей ничего не удавалось удержать. Кроме боли.

«Впрочем, какой же идиот станет хватать рукой пламя, после того как один раз обжегся», – думала Мэри, надевая очки. В одно мгновение все, что находилось от нее дальше нескольких футов, утратило четкость, и она осталась сидеть на стуле, словно моряк, потерпевший кораблекрушение и выброшенный на одинокий островок, затерянный в тумане.

Когда она была маленькой… Мэри вздохнула, не в силах заглушить эхо этих слов. Она торопливо схватила иголку, но недостаточно быстро, чтобы отогнать ощущение, что, когда она была маленькой… и ее голова усердно склонялась над вышивкой…

«Думай только о том, что ты делаешь», – сказал ей тихий голос. И на какой-то краткий миг Мэри увидела, что над ней стоит не грозная мадам, а кто-то заботливый и нежный, в ком она инстинктивно узнала свою мать.

«Ради бога, опусти голову». Этот голос… ее мать… Он говорил так, что Мэри поняла, что рядом с ними есть кто-то еще. Он смотрит на них. Мужчина с громким голосом и крепкими кулаками… в одно мгновение все ее существо наполнилось страхом.

Прошлое и настоящее кружились и путались. Ребенок, живший в ней, склонил голову над рукоделием, стараясь отогнать становившиеся все громче голоса взрослых и дух насилия, витавший в воздухе. Женщина подвинула свой стул ближе к ней. Она склонилась над ней так низко, что ее нос почти касался кремового шелка вышивки, и, когда Мэри вдыхала, ее легкие наполнялись сладковатым ароматом новой ткани. Дрожащими пальцами она сделала стежок и надела на иголку крохотную стеклянную бусину. Потом она взяла вторую иголку, чтобы закреплять маленькие узоры из бусин на ткани. Она изо всех сил пыталась сосредоточиться на этой сложной работе, старательно отталкивая смутные образы насилия, которые уже почти совсем оформились и грозили стать явью, совсем как тот черный человек сегодня утром.

Мэри привыкла отгонять от себя неприятные мысли с тех самых пор, как приехала в Лондон, одинокая, избитая и перепуганная. И вскоре ее мир сжался до такого состояния, что она ощущала лишь текстуру роскошной ткани и слышала тихое поскрипывание иголки, протыкавшей ее, и свист ложившейся аккуратными ровными стежками нити.

Ее дыхание успокоилось. Сердце снова забилось ритмично. Все неприятное отступило назад в темноту, оставив ее наедине с работой, которой были заняты ее руки и ее внимание.

Мэри скорее почувствовала, чем услышала, как мадам Пишо вышла из комнаты. Теперь они обе знали, что мысли Мэри заняты другим, и вскоре она забудет взволновавший ее инцидент на Беркли-сквер.

Прошло уже много времени с тех пор, как лорд Мэттисон последний раз играл против заведения. Владельцы игорных притонов вроде этого неохотно пускали его, пока он не стал ограничиваться игрой с частными лицами, поучаствовать в которой его приглашали другие джентльмены. «Или люди, называвшие себя джентльменами», – поправил он себя, окинув взглядом раскрасневшиеся лица лорда Сэндифорда, мистера Питерса и молокососа по имени Карпентер, казавшегося особенно юным на фоне этих бородачей.

Питерс, теребя свои карты, потянулся за стаканом, но, заметив, что он пуст, велел проходящему мимо официанту наполнить его.

Лорд Мэттисон с насмешливой улыбкой откинулся на спинку стула. Очередной стакан не мог изменить тот факт, что, как только Питерс откроет свои карты, он обчистит их всех.

Впрочем, эту насмешку он мог отнести и к себе. Разве он сам не ощутил только что, какую злую шутку может сыграть крепкая выпивка? Разве не он решил, что вызвал из загробного мира призрак Коры, бормоча что-то про три раза! Стоило Мэттисону протрезветь, и он понял, что видение Коры, выскочившее перед ним, как джин из бутылки, было соткано из тяжелых винных паров и недостижимых желаний.

Он не мог вынести мысль о том, что, возможно, снова потерял ее. И потому джин толкнул его на путь самообмана.

«Точно так же, как бренди толкает Питерса на путь самообольщения», – подумал Мэттисон, глядя, как тот одним залпом проглотил содержимое стакана, поднесенное ему официантом.

«Этому человеку пошла бы на пользу чашка кофе вроде той, из которой пил он сам», – размышлял Мэттисон, когда Питерс в конце концов с вызовом бросил свои карты на стол.

И остолбенел, увидев те, что держал в руках лорд Мэттисон.

– Еще по одной, – взмолился он, когда тот потянулся, чтобы забрать свой выигрыш.

– Вам больше нечего ставить, – холодно отозвался лорд Мэттисон.

– Но у меня дочь, – возразил мужчина, не сводя глаз с монет, банкнот и смятых долговых расписок, которые Мэттисон распихивал по своим бездонным карманам.

Он с презрением повернулся к Питерсу:

– А мне что за дело?

Если бы у Питерса была хоть капля здравого смысла, он сидел бы дома, занимался делами, а не тратил свое состояние в подобных притонах! Ему стоило вспомнить о своей дочери до того, как он все проиграл. Теперь уже бесполезно было взывать к нему.

Отец Мэттисона был таким же. Поддавшись игорной лихорадке, он забыл и про жену, и про сына – про всех, чье благополучие зависело от него. Его волновало лишь то, как ляжет карта да какой стороной повернутся кости.

– Нет, нет! – заторопился Питерс. – Я хотел сказать, что у меня еще осталась дочь. – На его лице появилось омерзительное выражение. – И я могу сыграть на нее. Только дайте мне последний шанс отыграться, – умолял он.

– И не подумаю, – ответил лорд Мэттисон, с презрением глядя на человека, который только что погубил свою жизнь.

– Она красивая. И она еще девственница, – бормотал Питерс. Его пунцовое лицо покрылось потом.

Лорд Сэндифорд, который, после того как проиграл четыре сотни гиней, пребывал в дурном настроении, не поднимая глаз, хмыкнул:

– Вы зря теряете время, старина. Лучше продайте ее мне. Лорд Мэттисон не охотник до женщин.

– Во всяком случае, живых, – согласился Мэттисон, бросив многозначительный взгляд в сторону хозяйки притона, которая весь вечер крутилась вокруг него.

В какой-то момент ее духи показались ему настолько приторными, что он резко попросил женщину отойти подальше. Она надула губки и, взглянув на него из-под полуопущенных ресниц, промурлыкала, что будет к его услугам позже.