Элизабет Бикон - Холодное сердце

– Тогда смотри, как бы тебя с ней не поймали, – заметил виконт. И будет лучше, если ты не станешь читать ее в светском обществе. Мне бы не хотелось, чтобы тебя стали считать фривольной девицей еще до того, как ты начнешь выезжать.

– Конечно, не буду, и перестань быть таким мнительным. Следующие несколько недель я буду такой примерной, что ты меня не узнаешь.

Единственным ответом, донесшимся до Хлои, было отдаленное мужское хмыканье, после чего Ив, предварительно велев горничной закрыть входную дверь, быстро распахнула ту, что вела в спальню, где в волнении и смущении на кровати сидела Хлоя.

– Та дверь закрыта, – доверительно сказала Ив с озорной улыбкой.

– Нам надо было запереть ее, – заметила Брэн. – Представьте, если бы его высочество открыл ее и обнаружил вас здесь спящей, миссис Уитен.

– Да, только представьте, – глухо повторила Хлоя. Притворно передернувшись, она соскочила с кровати и начала приводить себя в порядок.

– Я помогу, – предложила Брэн, когда Хлоя попыталась влезть в платье и одновременно с этим заколоть непослушные кудри. – Застегивайте платье, а я уложу вам волосы и надену чепец, хотя, на мой взгляд, жалко стягивать в узел и прятать такую красоту. Многие благородные дамы отдали бы все, что угодно, чтобы иметь такие густые и полные жизни волосы.

– Они непослушные и торчат во все стороны. Если бы я дала им свободу, у людей сложилось бы обо мне совершенно ложное впечатление. В любом случае мне уже почти тридцать, я уважаемая вдова, а не какая-нибудь дебютантка с распахнутыми глазами.

– Сейчас вы выглядите не намного старше их, – возразила Брэн, встретившись с Хлоей взглядом в квадратном зеркальце, висевшем над маленьким умывальным столиком.

– Я не могу себе позволить мечтать, – шепнула Хлоя.

– Никто из нас не может, но кого это останавливало?

– А о чем вы мечтаете, миссис Браун?

– О хорошем человеке для моей девочки, который любил бы ее такой, какая она есть, и не пытался сделать из нее светскую миссис, которая доброго слова никому не скажет.

– Кем бы он ни был, я не могу себе представить, что ему это удастся.

– Не можете, мэм? Значит, до сих пор вы были счастливой женщиной.

– Возможно, в этом вы правы, – согласилась Хлоя, вздрогнув от мысли о том, какими способами мужчина может воспитывать свою жену.

– Взять хоть его светлость. Такой человек, как он, позволил бы женщине быть самой собой и только еще сильнее любил бы ее за это, если вы понимаете, о чем я, – сказала Брэн, закончив втыкать шпильки в непослушную копну волос Хлои. Она с неприязнью взглянула на чепец, прежде чем надеть его на Хлою, и со вздохом закончила свою работу.

– Мне кажется, он не похож на человека, ищущего любви, – возразила Хлоя.

– Да ладно. Одно дело – что мужчина говорит о том, чего хочет, а другое – чего он хочет на самом деле. Одно не всегда совпадает с другим, пока не появится нужная женщина, которая вправит ему мозги.

– Если бы я в этом разбиралась, то могла бы поспорить. Но я не разбираюсь, и, поскольку осталось чуть больше часа до того, как подадут обед, у нас нет времени на болтовню, – сказала Хлоя, бросив последний взгляд в зеркало, чтобы убедиться, что все снова в порядке.

– Оно и лучше, раз уж мы с вами никогда не сойдемся насчет его светлости.

– Возможно, – рассеянно согласилась Хлоя и, взяв ключи, повесила их себе на пояс. Едва слышно пролепетав слова благодарности, она вылетела из комнаты.

Люк спустился вниз в кабинет, проклиная бурлившее внутри его неистовое желание. Дело было не только в очаровании экономки. Он устал и слишком давно не навещал свою любовницу. А после долгого путешествия он ослабел и несколько утратил обычный контроль над собой и своими мужскими желаниями.

У Люка вырвалось очередное ругательство из-за болезненного возбуждения, возникшего от одной мысли о Хлое Уитен, сидевшей на опрятной узенькой кровати и смотревшей на него так, будто еще немного, и сбудутся его самые смелые фантазии о том, чтобы сделать ее своей любовницей. Конечно, он хотел ее, хотел с тех самых пор, когда она была до боли юной и неотразимо прекрасной девушкой с маленьким ребенком на руках. Люк почувствовал знакомый томительный жар неудовлетворенного желания, как будто его чувства, несмотря на все уговоры, отказывались подчиняться ему.

Какой-то неведомой частью своей души он понял, что Хлоя там, внутри, еще тогда, когда увидел слегка приоткрытую дверь и вещи Ив, сложенные на абиссинском ковре.

У Ив было достаточно доброе сердце, чтобы пренебречь своим комфортом ради женщины, которую она едва знала, потому что экономка выглядела очень усталой. Люк мог только гордиться своей дочерью, даже если хотел, чтобы она уехала. Ив поступила правильно, но теперь ему хотелось взбежать наверх и, схватив эту упрямую миссис Уитен в охапку, послать весь мир к черту и сделать то, что он считал неправильным.

Если он не собирается еще десять лет обходить Фарензе-Лодж стороной, как будто ненавидит этот дом, она должна уехать. Но он обязан найти место, где оценили бы ее умение, не замечая при этом ее изящной фигуры и прекрасных фиалковых глаз. Интересно, бывают ли экономки в монастырях? Люк с трудом разжал руки, сжавшиеся в кулаки от мысли о том, как на нее с вожделением смотрит муж новой хозяйки или какой-нибудь долговязый олух сынок, и решил, что будет строго присматривать за миссис Уитен на новом месте.

Да, ему следовало доверять своей интуиции, но любопытство или что-то гораздо более опасное заставило его открыть ту дверь. А как только он ее открыл, уже не мог спокойно поклониться и уйти. С таким же успехом он мог бы перестать дышать. Даже теперь ему казалось, что в воздухе витает ее аромат. Хотя это была всего лишь лаванда в небольших мешочках, которую Виржиния всегда требовала раскладывать по комнатам, чтобы сделать воздух более приятным.

Люк подозревал, что Хлоя использовала лавандовую воду для полоскания своего белья. Другим экзотическим ароматом, который он связывал с ней, возможно, был мешочек с пряностями от моли, призванный уберечь ее траурный наряд от нашествия этих ненасытных существ. Значит, это была всего лишь смесь обычных луговых трав, корицы, фиалкового корня и, может быть, гвоздики. Но память затуманила его разум, напоминая, какой соблазнительной была мысль поцеловать молочно-белую кожу у основания ее изящной шеи.

Отвергнув эту мысль, он не стал целовать ее и до сих пор чувствовал на языке этот вкус. Люк провел языком по губам, и воспоминание о том, как она делала то же самое, вспыхнув огнем, вынудило его застонать. После десяти лет отсутствия он по-прежнему хотел ее, хотел даже больше, чем когда увидел впервые. Но теперь они повзрослели, а значит, могли нанести друг другу гораздо больше вреда.