Джилл Шелвис - Нежданная страсть

– Сожалею, если обидел вас.

– И вовсе вы не сожалеете.

Что ж, он и в самом деле не испытывал раскаяния.

– Послушайте, я устал. Время близится к трем часам ночи. Неудивительно, что я не в духе.

– Сейчас только час ночи. Не три.

– А такое чувство, что три. Я провел на ногах тридцать шесть часов и падаю от усталости.

– Это значит, что вы не двинетесь с места?

– Ни на дюйм. – Кен снова закрыл глаза.

– Может, Энни…

– Попытайтесь. Но должен вас предупредить: она злая как черт, когда не выспится.

Китти горестно вздохнула, но Кен уже погружался в дремоту, мечтая о том, чтобы боль в колене хоть немного отпустила. Ленивые, сонные мысли наплывали и исчезали. Он задумался, что приготовит Энни на завтрак у себя в домике, потом представил, как сварливая Златовласка спит в его кровати… Интересно, удастся ли уговорить ее разделить постель с ним завтра ночью… ха-ха…

Похоже, он вовсе не разучился чувствовать. Сейчас в нем неожиданно пробудилась масса всевозможных чувств.

Кен проснулся оттого, что солнечные лучи били ему в лицо сквозь оконные стекла.

Перед глазами у него что-то маячило.

Временная сотрудница. Та, что испытывала здоровый страх перед маньяками-убийцами и темнотой. Смышленая девчонка с блестящими кудрями и бездонными глазами, которая смотрела на него с ужасом, будто он наставил на нее заряженный дробовик. Как ни странно, это показалось ему дьявольски сексуальным.

– Эй… – Он уже забыл, как ее зовут.

– Китти, – услужливо подсказала она тоном, в котором явственно слышалось: «Накось выкуси, придурок!» Похоже, Златовласка тоже находила его привлекательным. – Вы заснули, – сухо проговорила она. – И спали как убитый, словно это в порядке вещей, что мы, два совершенно незнакомых, чужих человека, спим вместе.

Китти была права, и при свете дня, ослепленный солнечными лучами, Кен почувствовал себя немного виноватым, оттого что не уступил домик ей.

– Я действительно устал, совсем выдохся…

Девушка, резко повернувшись, вышла из спальни.

Да, его фантастическое обаяние творило чудеса.

Он заметил, что Златовласка аккуратно застелила постель. Она также успела переодеться, причесаться и принять гордый, независимый вид.

Кен со вздохом поднялся. Колено отозвалось острой болью, словно в ногу ударили ножом. Поморщившись, он с тоской подумал о викодине, который бросил принимать, потому что слишком к нему пристрастился. Кен направился в гостиную следом за девушкой. Его окутал аромат ее волос. Чертовски приятный запах.

– Мне правда жаль. Простите.

– Что ж, я вас прощаю, – вежливо, почти официально произнесла она, вручая Кену ключи. Потом подхватила свои сумки и повернулась к двери.

Кен знал по собственному печальному опыту, что женщины не забывают обид. Слова Златовласки привели его в легкое замешательство.

– Так я прощен?

– Полностью и окончательно. – Она попыталась открыть входную дверь, но мешали сумки, и Кен потянулся, чтобы помочь. Их руки сомкнулись на дверной ручке. Ее волосы пахли изумительно. А в следующий миг ее попка (надо признать, великолепная попка) уткнулась ему в бедро, и Кен вдруг неожиданно остро осознал, что перед ним стоит женщина.

Ладно, к чему лукавить, он заметил это еще ночью, увидев ее в майке без лифчика. Только мертвый не заметил бы. Но сейчас это чувство усилилось, стало огромным, как ее глаза за стеклами очков, и, если бы Кен полностью проснулся, если бы проклятое колено не донимало его, он испытал бы настоящее потрясение. Он будто вернулся обратно в мир живых. Кен давно забыл, что такое волнение и желание.

– Я справлюсь, спасибо. – Китти потянула на себя дверь и поежилась: утренний морозный ветер ворвался в комнату, ударив ей в лицо. – Не беспокойтесь, я сообщу Стоуну, что вы утроили мне зарплату. Очень щедро с вашей стороны.

– Эй, постойте-ка. Что?

Но девушка шагнула за порог, захлопнув дверь у него перед носом. Кен поспешно рванул на себя ручку, и как раз вовремя: Китти спускалась с крыльца, плавно покачивая изящными бедрами.

– Златовласка!

– Простите, я спешу. – Она с опаской поглядывала на каждый куст, попадавшийся ей на пути. – Не хочу разбудить снежного человека.

– А вы забавная.

– О, я люблю повеселиться. – Китти бросила быстрый взгляд через плечо, затем поправила очки, явно довольная собой. – Мне нужно бежать. У меня встреча со Стоуном, а я никогда не опаздываю.

– Я не предлагал утроить вам зарплату.

– Нет, предложили. Вы сказали, цитирую: «Я заплачу вам втрое больше, только, пожалуйста, ради бога, замолчите». Конец цитаты.

О боже. Он действительно так сказал.

Кен поспешно переключил мозги, и, вместо того чтобы обдумывать, как заманить Златовласку обратно в постель, принялся лихорадочно соображать, как заставить ее забыть о повышении, потому что Стоун запросто мог его убить.

– Но ведь вы не замолчали, – возразил он с ноткой отчаяния в голосе. – Вы не выполнили условие.

Китти лишь улыбнулась, и на правой щеке у нее показалась ямочка.

Смешно сказать, но давным-давно, еще до того как он пустил под откос свою жизнь, Кен питал слабость к ямочкам.

– Откуда вам знать? – спросила Златовласка. – Вы храпели, как сурок.

Нахалки тоже были его слабостью. И эту девушку он считал милой? Да она оказалась настоящей хищницей.

Впрочем, его всегда влекло к хищницам.

Да что с ним такое творилось? Он прекрасно проводил время, жалея себя и упиваясь своими страданиями. К тому же всю свою жизнь он опасался людей, поскольку те вечно норовили что-то урвать от него (хотя это осталось в прошлом). И вот теперь он неожиданно забыл выставить защиту.

– Я не храплю.

– Храпите. Оглушительно. Примерно так… – Повернувшись к нему и продолжая пятиться по дорожке, Китти изобразила громоподобный храп. Наверное, так трубит распаленный похотью слон в разгар брачного сезона.

– Вы все это выдумали. Я вовсе не храплю, а вы трещали без умолку. Мне никак не удавалось заткнуть вам рот. – Кен указал на нее обвиняющим жестом. – Вас, Златовласка, не назовешь молчуньей.

Она снова рассмеялась, удаляясь в сторону главного коттеджа, и Кен вдруг почувствовал, как что-то перевернулось у него внутри. Он долго стоял в дверях на ледяном ветру, провожая взглядом девушку, пока в конце концов мороз не загнал его обратно в тепло.

Кен не торопился предстать перед родственниками. Он предпочитал тактику уклонения и выжидания. Вернувшись в домик, он отправился в душ. Кен не виделся с братьями и Энни почти год. Он избегал всех, кто был ему когда-то дорог. Но едва он вышел из душевой кабины, как открылась входная дверь, и Стоун окликнул его по имени.

Представление началось.

Выйдя из ванной, Кен понял, что придется испить чашу до дна.