Лия Флеминг - Последняя жемчужина

Грета знала каждую из этих витрин и как менялось то, что в них было выставлено, в зависимости от времени года. Трудно было удержаться, чтобы не засматриваться на элегантных леди и джентльменов, что, приехав в своих экипажах, степенно проплывали в заветные двери, за которыми их встречали люди в черных пиджаках и накрахмаленных белых сорочках. В своем коротком сером плаще и залатанной юбке, испачканной за день работы на рынке, Грета для них не существовала. Она врастала в каменную стену, когда они проходили мимо нее, пока она разглядывала витрины, размышляя о том, что бы выбрала, если бы могла себе позволить что-нибудь из того, чего ей хотелось.

Мечтать не вредно, но иногда она так долго глазела на содержимое витрин, что продавец махал рукой, прогоняя ее.

– Девочка, не загораживай витрину!

Был в Стоунгейте один магазин, у которого она никогда не задерживалась с того самого раза, когда его владелец взял ее под руку и сказал:

– Думаешь, я не понимаю, чем ты занимаешься? Вон отсюда, пока я не вызвал полицию!

Неужели он подумал, что она член банды, которая, замыслив преступление, послала ее изучить товары в витрине? Ведь она всего лишь наслаждалась видом прекрасных жемчугов и золотых браслетов. Ее щеки вспыхнули от стыда. Нет ее вины в том, что она бедна!

«Ах, если бы я была из этого мира!» – вздыхала она, представляя себе чудесную жизнь вдали от грязных улочек Уэлмгейта, жмущихся друг к другу домов с их шумными обитателями. Грета уставилась на свои загрубевшие ладони. Кому понравятся такие руки? Она вспомнила свои прежние раздумья и снова задалась вопросом, что такого увидела вдова Уолш, о чем не стала ей говорить? Ждет ли ее лучшая доля и сможет ли она однажды, в будущем, в дорогом одеянии и в мехах войти в дверь какого-нибудь из этих роскошных магазинов? Сама мысль об этом вызывала в ней мучительное желание.

Ей хотелось дом с хорошим камином и угля в достатке, чтобы было тепло, свою собственную, отдельную спальню и мягкие кресла, в которых можно сидеть по вечерам. Хотелось кладовку, полную запасов еды. Эти мечты теплились где-то в глубине ее сердца. Не все золото, что блестит, гласит пословица, слова которой она вышивала для монахинь. Лишь бы мать и все они были сыты и имели достаточно сил, чтобы начать работать, когда придет время оставить школу. Ее учили, что прилежный труд и выполнение своих обязанностей – долг каждого и что это не вознаграждается, но должно же быть в жизни что-то кроме этого, какая-то надежда, чтобы отвлечь мысли от этих покрытых навозом улиц! Прекрасные вещи, слепящие глаза разноцветным сиянием, – вот что ей было нужно, вот что сделало бы ее жизнь светлее. Но разве могла она надеяться их получить, живя на Нэвигейшн-стрит?

Все это не должно иметь значения, но сердце ей подсказывало обратное. Не по своей вине семья Костелло жила в крайней бедности. Ее мать заслуживала большего, не такой полной лишений жизни, и она, Грета, должна как-то ее изменить. Глазея на витрины магазинов, ничего не добьешься. Возможно, думала она, будущее в ее руках. Наверное, если она будет стараться, ее руки откроют всем им путь к лучшей жизни. Если б только знать, каков он!

Пертшир, 1879 год

Ясным июльским утром мужчина в расцвете сил по имени Эбенезер Слингер был полон решимости заполучить лучшие экземпляры шотландского жемчуга и тем самым сколотить себе состояние. «Ищите, и обрящете; стучите, и отверзется вам», любил он повторять. Он бодро сошел с поезда, следующего на север, сердцем чуя, что жемчужины ждут его, нужно только их взять.

Но уже через два дня настроение у него испортилось. Все шло не по плану, и он до сих пор не сделал ни одного значительного приобретения, лишь несколько штук неправильной формы, годящихся для брошей, и немного тусклого жемчуга, подходящего только для отделки камей и траурных украшений. Светлая кожа Эбенезера плохо переносила жаркое солнце у воды – на лице высыпали веснушки, губы обгорели, кожа под усами зудела. Бродить в такую жару по берегам реки Тэй в плотном твидовом пальто не было никаких сил, и он сидел, опустив растертые ноги в прохладную воду отмели, сетуя на невезение. Свой костюм, купленный в лондонском магазине, он оставил в гостинице в Перте, предпочтя ему штаны и широкополую соломенную шляпу, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания ловцов жемчуга. Можно было выдавать себя за железнодорожного инспектора, выехавшего на природу на несколько дней в свой заслуженный отпуск. Со своим пальто он не расставался и, свернув, подкладывал под голову, отдыхая под деревом, а когда погода менялась, оно защищало его от резкого восточного ветра.

С шестидесятых годов девятнадцатого века, когда началась жемчужная лихорадка, жемчужницы были выловлены из многих рек Шотландии. Эбенезер видел кучи разломанных раковин, сваленных на галечных берегах, свидетельствующих о безответственности ловцов, опустошивших русла в погоне за быстрой наживой. Он проклинал Морица Юнгера, торговца из Эдинбурга, который какое-то время скупал жемчуг по дешевке, а потом исчез и, задолжав тысячи фунтов, был признан банкротом. Теперь все с настороженностью относились к скупщикам жемчуга и сразу заламывали цену. Сейчас было разумнее не афишировать свои намерения.

В это лето сезон выдался коротким, и Эбенезер встречал других дельцов, слоняющихся в таборах странников, чтобы на месте скупить жемчуг за наличные. Деревенские мальчишки и городские парни с палатками обсели реки в надежде разбогатеть за несколько дней вылазки за город на уик-энд.

Впрочем, Эбен не унывал. В своем деле он был среди лучших, и ни одна заслуживающая внимания жемчужина не прошла бы мимо него. Его путь в профессию лежал через трудное ученичество в Лондоне, где он постигал науку оценивания, отбора и сортировки жемчужин, которые потом, просверленные и нанизанные на нить, становились прекраснейшими ожерельями. Он выдержал годы изнурительного труда, будучи на побегушках у самодура ювелира, зато теперь был готов открыть собственное дело. Ему нужен был запас сырья, добротного сырья, более того, он нуждался в горсти драгоценных жемчужин, которые согревали бы ему сердце и обеспечили место в этом бизнесе. Но пока таковые от него ускользали.

Болтая ногами в чистой воде, он возвращался к своим самым ранним воспоминаниям о том, как сжимал нитку жемчуга на шее матери. Он буквально влюбился в его сияние и тонкую игру оттенков, и теперь он воскресил в его памяти ее образ. К сожалению, мать рано умерла, оставив сына на попечение его двух суровых теток. Он вспомнил и отца, который бросил их еще до его рождения и о котором в кругу семьи даже не упоминали. Единственное, что он получил от него в наследство, – это свое второе имя, Альфред.