Катажина Грохоля - Хрустальный ангел

В это время все ученики ее класса переходили из кабинета химии в кабинет географии. С первого этажа на второй. Она шла не за ним. Он шел впереди, а она – в кабинет географии. Тогда-то Сара и возненавидела Анджея на всю жизнь. Даже имя это терпеть не могла… Заодно возненавидела географию, расположение кабинетов в школе и саму школу. Ее ненависть захватила и улицу, на которой стояла школа – улица Броневского. Даже поэта этого она навсегда невзлюбила. И ей было абсолютно не жаль, что он уже умер.

То, что она оказалась осмеяна на этой проклятой лестнице, оставило неизгладимый след не только в ее психике, но и на правом колене, отмеченном с тех пор шрамом.

Ибо, когда Анджей спросил, будет ли она за ним и впредь волочиться, Сара дернулась и обернулась, чтобы скинуть его с лестницы и таким образом доходчиво объяснить ему, что, во-первых, за ним – никогда в жизни, а во-вторых, если речь идет о «волочиться», то это не к ней.

Но она зацепилась сумкой за перила, сумка потянула ее вбок, а левая нога застряла двумя ступеньками ниже. Сара как подстреленная рухнула на коленку, из разбитого места потекла кровь, а проходившая мимо учительница польского языка с высоты своих метра шестидесяти назидательно произнесла:

– Не бегай так за мальчиками, это всегда кончается плохо.

Замечание прозвучало в полной тишине при огромном скоплении учеников ее и параллельного класса.

Сара поднялась и как ни в чем не бывало, будто бы ее пополам разорванное и окровавленное колено не заливалось кровью, будто бы острая боль по всей ноге, от бедра до стопы, не охватила ее. Она как ни в чем не бывало встала и пошла дальше.

Сара никогда не признавалась в том, что собиралась заниматься анкетированием. Она не знала никого, кто бы хотел заниматься чем-то подобным. Нигде и никогда. Маленькие дети по-разному мечтают о будущем. Хотят стать телохранителями, полицейскими, врачами, актерами или юристами, на худой конец, выражают желание просто стать знаменитыми, как-то прославиться, но только никто не мечтает о том, чему хотела посвятить себя Сара.

А почему?

Случай с Анджеем стал для нее чем-то вроде беременности с последствием. При мысли, что она могла бы его когда-нибудь встретить и спросить, что он думает о судьбах мира или о чем-то еще, или, что круче, встретить учительницу и спросить ее о вещах более трудных, чем польский язык, у Сары начинали мурашки бегать по коже. Но однажды случилось так, что ей стало это неинтересно, и она отказалась от этой мечты так легко, словно ее и не было никогда.

Уже в восьмом классе мечты Сары приобрели четкие очертания. Она знала очень хорошо, кем хочет стать. Как говорят умные люди, на десять душевно израненных девушек – три хотят уйти в монастырь: «Я вам всем покажу!»; две – хотят сразу же умереть: «Тогда вы все пожалеете!»; а пять – мечтают пойти в актрисы и стать жутко известными: «Тогда вы все увидите!»

Сара принадлежала к последней пятерке.

Это было неудивительно и вовсе не оригинально. Большинство девушек в ее возрасте, даже те, кого не встретил на лестнице какой-нибудь Анджей из седьмого класса, хотят стать актрисами. И не менее, чем широко известными. Но для Сары воплощение этой мечты было особенно непростым. Она имела генетические недостатки: выпадающую нижнюю челюсть плюс проблемы с выговариванием буквы «р». Подумать только, даже назвать свое имя было сопряжено для нее с определенными неудобствами. Каждый раз она мучилась, как же сказать его правильно всем идиотам, что приходили к ее родителям и непременно спрашивали с умилением: «Как зовут тебя, девочка?» – будто не знали! Что за игра такая – глупая и издевательская! И после страшных мучений изо рта ее не хотело выпрыгивать гордое «Сара», а выползало мятое «Сая», а эти невоспитанные дядьки и тетьки разражались обидным смехом.

– Зажги фональ, я боюсь, – говорила Сара кому-то из взрослых в семье.

– Не тлогай яков, они тебя заглызут, – предостерегала она отца во время отпуска.

– Не нельвилуй меня. – И она обиженно отворачивалась, когда отец заливался смехом.

Когда кузине Иренке дядя Ежи подарил на именины крысу, Сара необдуманно закричала:

– Глядите, какая симпатичная клыска!

Это прозвище за ней и осталось. Близкие обращались к ней – Клыска. Долго, очень долго. А из уст Иренки и до сих пор нет-нет да и вырвется это проклятое прозвище.

Но в результате усиленных занятий с логопедом сейчас Сара выговаривала «р» вполне сносно – звук «р» звучал правильно, даже более чем правильно. Если только она не нервничала. Не была возбуждена. Или рассержена. Или пристыжена. Или раздражена.

Нужно сказать, что до определенного момента родителей Сары и правда забавляло это дочкино «р». И если бы не один инцидент, который заставил их быстро заняться исправлением недостатка, то кто знает, как бы все было в дальнейшем.

В один прекрасный солнечный день Сара с отцом отправились на прогулку. Ей было уже пять лет, и она была очень смышленым ребенком, хотя с недочетами в произношении. Отец Сары зорким глазом заметил, как в соседнем магазине что-то делается. Обычно это происходило, когда в магазинах «выбрасывали» товар. А очереди образовывались задолго до того, как этот товар «выбрасывали». Так, на всякий случай.

Люди вставали в надежде, что «выбросят» лимоны или чай, который будет иметь вкус чая, или туалетную бумагу, или горчицу, или сыр.

Каждый разумный человек – а отец Сары был таким без сомнения – как только видел очередь, тут же вставал в нее. Другое дело, что каждый разумный человек, в противоположность отцу Сары, не задавал бы вопросов вроде:

– Извините, а за чем эта очередь?

Вопрос был лишен смысла в те времена, чего Сара не могла понять, и ее отец тоже не хотел понять и, конечно, его задал.

В тот день отец услышал в ответ досадное:

– Да откуда, боже мой, я могу знать!

Поэтому он просто взял Сару на руки и, словно мать с ребенком, без труда провинтился в святое святых, пролез в самое-самое начало очереди, туда, где была организована другая очередь – из привилегированных представителей населения, но совсем маленькая.

В этот раз не выбросили, к сожалению, ни ремней, ни туалетной бумаги, ни мыла. Случайно выбросили болгарские вина, и отец Сары, который никогда не был любителем выпивки, сразу же сообразил, что это недурная оказия, и тут же купил четыре бутылки.

И Сара вместо «ура!» прокричала слово, которое из-за нехватки звука «р» в нем по-польски прозвучало как лихое «хуйа». Причем прокричала она это громко, подряд три раза, вылетая вместе с отцом из магазина с четырьмя бутылками алкоголя.

– Хуйа! У нас четыле бутылки вина!