Тереза Ромейн - Играя в любовь

Если не разыгрывать из себя султана с наложницей, сесть можно только на оттоманку. Он помог Джейн пробраться между подушками, усадил и сел рядом, а когда она подняла руки и принялась нащупывать застежку замысловатого рубинового ожерелья, предложил:

– Позволь, я помогу.

Она нахмурилась, но все же кивнула и повернулась так, чтобы ему было удобнее управиться с застежкой.

– Итак, я признаю твои способности, – повторил Эдмунд, скользя пальцами по золотым звеньям и стараясь не касаться нежной кожи. – Но ты не могла выиграть: Шерингбрук – шулер.

– Черт побери, – пробормотала Джейн и посмотрела на Эдмунда: – Это всем известно?

– В общем да. Хотя за руку его пока не поймали. Скажи, сколько тузов было в игре?

Она сердито сдвинула брови.

– Пять. Не считая тех, что он припрятал в своих паршивых рукавах и панталонах.

– Вот именно. Наверняка в его паршивых рукавах и панталонах имеется множество потайных кармашков, откуда можно достать нужную карту в нужный момент. Представь, как ему неудобно в таком костюме.

Он улыбнулся в надежде приободрить Джейн, но она только уныло покачала головой.

– Поверь, я тебе искренне сочувствую, – сказал он и, устав бороться с хитрой застежкой, спросил: – Почему мы снимаем это украшение?

– Потому что мне нельзя доверять такую ценную вещь. – Джейн отвела его руку и через несколько секунд, расстегнув ожерелье, протянула его Эдмунду. – Ты сохранишь его как мой жених?

Он оставил без внимания ожерелье и ее сарказм.

– Возможно, я и злоупотребил нашим знакомством и должен принести извинения, но поверь: при других обстоятельствах и с другой женщиной я бы так не поступил. Мне пришлось пойти на обман, чтобы защитить тебя от… всяких эксцессов.

– Давай называть вещи своими именами. – Она так стиснула в кулаке ожерелье, что у нее побелели костяшки пальцев. – Ты думаешь, они могли применить насилие?

– Да. Если бы ты отказалась платить. Или продолжила игру. Слава богу, мне удалось вытащить тебя оттуда, хотя и с помощью лжи. Шерингбрук – темная личность. Да ты, наверное, и сама это поняла, когда он пустил в ход пятого туза.

– Я тоже темная личность. Только, в отличие от него, по уши в долгу, что делает меня скорее жалкой. Жалкая темная личность – печальное зрелище, согласен?

Следуя привычке не спорить с женщиной, Эдмунд кивнул, чем признал ее жалкой темной личностью. К счастью, Джейн не заметила его оплошности и продолжила свои рассуждения.

– Ума не приложу, как мне раздобыть столько денег. Пиратством? Грабежом? Шантажом? – Она задумчиво наморщила лоб. – Пожалуй, шантаж легче всего остального.

У Эдмунда защемило сердце, и он жестко отрезал:

– Нет!

Она удивленно вскинула брови, но он, не давая ей возможности задать вопрос, быстро сменил тему:

– Как ты вообще здесь оказалась? Почему приехала одна, без сопровождения кузена или матушки?

– Как и почему? – Она придвинулась к спинке оттоманки, так что чернильное платье слилось с темной обивкой и остался виден только бледный овал ее лица. – Матушка осталась в деревне, а я приехала на несколько недель погостить у Хавьера и Луизы. Все было хорошо, но сегодня я получила ужасные известия.

«Я тоже», – подумал Киркпатрик и вежливо осведомился:

– Я могу чем-нибудь помочь?

– Нет, и никто не может. Ты, наверное, знаешь, что Хавьер много лет откладывал деньги, но не оформлял никаких бумаг, просто обещал, что у меня в двадцать один год будет собственный капитал. Мой день рождения уже прошел, и Хавьер поначалу ничего не говорил, а сегодня сообщил, что я недостойна доверия и отложенные деньги станут моим приданым.

Джейн горько усмехнулась и продолжила:

– Он прочел мне целую лекцию об ответственности, надежности и достоинстве. Можно подумать, что сам безгрешен и чист как слеза младенца. Просто в голове не укладывается. Его, видите ли, тревожит, что я могу бросить тень на его драгоценную безупречную репутацию. Давно ли она стала такой безупречной, хотелось бы знать?

Эдмунд с трудом понимал, о чем речь. Последнее время его терзала бессонница, и дни казались невыносимо длинными и утомительными. Он приехал на этот бал только потому, что дал слово леди Шерингбрук, матери карточного шулера. Собственный сын обманывал ее на каждом шагу, но Эдмунд не мог пренебречь своим обещанием даже в такой кошмарный день, как сегодня.

Он потер виски и попытался вникнуть в слова Джейн.

– Никаких денег сейчас. Только в приданое после замужества. Понятно. Ты пришла сюда, чтобы за карточным столом обеспечить себе безбедное существование.

Она пожала плечами.

– А что такого? Если выглядишь богатой дамой и среди партнеров нет знакомых, все с легкостью идут на повышение ставок. Я уже и раньше так делала.

– Что это значит? – опешил Эдмунд. – Прошу тебя, не надо так шутить.

– А я и не шучу. Пусть не здесь, но в других местах все получалось, так что мне удалось скопить необходимую сумму для сегодняшней большой игры, будь она трижды проклята.

Она вздрогнула, словно от испуга. Эдмунд знал Джейн Тиндалл много лет, но не мог припомнить, чтобы она когда-нибудь чего-нибудь боялась, и это его не на шутку встревожило.

– Сколько ты проиграла?

Ответа не было, и он повторил:

– Сколько, Джейн? Уж если теперь для всех я твой жених, мне нужно быть в курсе.

Она твердо посмотрела ему прямо в глаза:

– Десять тысяч фунтов – ровно столько, сколько Хавьер выделил мне на приданое.

Эдмунд оцепенел: десять тысяч фунтов! А ведь он пообещал Шерингбруку выплатить долг по первому требованию.

Для Хавьера, назначившего Джейн такое приданое, эта сумма не столь велика: за год он получал (и тратил!) гораздо больше, – но владения Эдмунда приносили куда более скромный доход. Корнуолл – суровый край, там каждый пенни добывается потом и кровью рудокопов и тружеников-фермеров. Эдмунду приходилось очень тщательно следить за своими финансами, чтобы содержать дом в Лондоне и обеспечивать всем необходимым тех, кто оставался в корнуоллском имении.

До сих пор он не испытывал недостатка в деньгах, однако, чтобы раздобыть десять тысяч фунтов, придется собрать всю наличность и продать ценные бумаги. Это весьма ощутимый урон, но тут уж ничего не поделаешь.

Разве только…

– Как только я признаюсь в своих грехах, Хавьер запрет меня в клетке, – сообщила Джейн. – Даже если продавать билеты желающим посмотреть на сумасшедшую, я смогу расплатиться с тобой лет через пятьдесят-шестьдесят.

Сумасшедшая… Вот именно. Эдмунда посетила совершенно сумасшедшая мысль. Сумасшедшая до гениальности, потому что позволяла разом решить все проблемы: как его, так и Джейн.

Нет. Ничего из этого не выйдет. Он помнил ее девчонкой-сорванцом в коротких платьицах, из-под которых торчали острые, вечно ободранные коленки. Конечно, сейчас она подросла, но, кажется, не слишком изменилась. Ему же нужна сильная женщина и надежный тыл. Или щит. Или и то и другое вместе. Но где такую найдешь, да еще так быстро? Получив сегодняшнее письмо, он понял, что должен срочно жениться и обзавестись наследником. Или хотя бы успеть такового зачать. Эдмунд понятия не имел, сколько ему осталось жить на белом свете, но сильно подозревал, что недолго.