Эмили Барр - Одно воспоминание Флоры Бэнкс

Но в ту минуту он выглядел встревоженным. Я посмотрела на ладони и руки, гадая, что такое важное я забыла.

– Мы переезжаем? – рискнула спросить я.

Папа слабо улыбнулся.

– Нет. Нет, дорогая, мы не переезжаем. Энни!

Мама торопливо спустилась, едва не упав на нас. Длинный кардиган волочился за ней, волосы завивались и были в беспорядке.

– Флора, дорогая! Ох, Флора, милая. Как дела у Пейдж? Ладно. Почему бы нам не выпить чаю?

Она посмотрела на мои руки, и я вытянула их, показывая, что на них нет новых записей. Желтые листки, исписанные Пейдж, лежали в моей сумке, и я испытала облегчение от того, что родители ничего не узнали. Они бы запаниковали, попытались поговорить с Пейдж и сгладить конфликт, как будто я была маленьким ребенком, не отвечающим за свои поступки. Я больше не маленькая девочка. Мне семнадцать.

Дрейк заставил меня все помнить. Я открыла было рот, чтобы сказать родителям об этом, но сразу его закрыла. Я не хотела, чтобы они узнали, что я поцеловала парня на пляже. В этом доме я маленькая девочка, а маленькие девочки не целуются с парнями на пляже.

Я помнила, что сделала. Я цеплялась за этот факт. Я поступила плохо, но поцелуй был моим, и он был настоящим. Этот поцелуй не исчез. Он оставался в моей голове. Я помню это, потому что люблю Дрейка. Я сжала камешек в кармане, уверенная: если я потеряю его, то потеряю и память.

– Я поставлю чайник, – сказала я маме.

– Спасибо, дорогая.

Я вскипятила воду и заварила чай в чайнике в горошек, который у нас с тех пор, когда я была совсем крошкой. Я поставила его на стол, достала из холодильника молоко в пластиковой бутылке и расставила любимые кружки всех членов семьи. На дверце холодильника висел лист формата А4 с фотографиями кружек. Каждое изображение было подписано. Думаю, я сделала это сама. Моя любимая кружка, по всей видимости, розовая в горошек, это самая скучная кружка в мире. На маминой написано: «Лучшая МАМА на свете» и нарисована мультяшная женщина в фартуке. Папина – с портретом бородатого мужчины и надписью: «Уильям Шекспир». Я готова была поспорить, что это не наши любимые кружки, но я все равно достала именно их.

Я ощущала слова Пейдж сквозь ткань сумки. Не нужно было проверять, чтобы узнать, что там написано. Пока нет. Эти слова жгли мне кожу.

– Флора, – сказал папа, как только мы сели за стол. Обычно он никогда не начинал разговор первым. – Послушай, кое-что непростое должно произойти.

Я положила перед собой блокнот, ручку и смартфон, потому что могла держаться за них, как за соломинку.

Мама обхватила кружку и молчала. Она даже не предложила нам печенье.

– Ты знаешь Джейкоба? – спросила мама.

– Я люблю Джейкоба! Джейкоб – мой брат. Где он?

Я повернулась в ту сторону, куда смотрели родители, – на стену с фотографиями.

Увеличенные снимки – мои, мамы, папы и мальчика – все приклеены скотчем. Под изображениями были написаны наши имена. Под мальчиком: «Джейкоб (брат)».

Я знала Джейкоба. Его я любила больше всех на свете. Он был старше меня. Обычно он подхватывал меня на руки и носил по дому, позволял смотреть телевизор, сидя у него на коленях. Я очень хорошо помнила, как он разрешил накрасить ему ногти на ногах.

– Он во Франции, – продолжала мама. Она говорила очень быстро. – Ты знаешь, что Джейкоб старше тебя. Знаешь ведь, правда? Ему двадцать четыре года. Сейчас он живет во Франции, и мы редко с ним видимся. Но Джейкоб очень тебя любит. Больше, чем нас.

– Двадцать четыре? – Я нахмурилась, глядя на фото. Темноволосый мальчик привлекал изящной худобой. Он выглядел моложе двадцати четырех лет.

– Это старый снимок, – сказал папа. – Да, сейчас ему двадцать четыре. Мы не виделись с ним несколько лет. – Он посмотрел на меня, проверяя выражение моего лица, потом продолжил: – Мы получили известие о нем. Джейкоб в больнице: он очень болен. Мы должны поехать к нему, Флора.

Я старалась вникнуть в смысл слов отца.

– Если вы давно его не видели, откуда тогда знаете, что брат меня любит? Я знаю, что люблю его, потому что это помню.

– Мы просто знаем, и все, – ответила мама. – Но это не главное. Мы должны поехать и навестить его в больнице.

– Мы едем во Францию? Так вот почему внизу стоит чемодан! Мы уезжаем из дома? Мы едем на встречу с Джейкобом?

Я никогда не уезжала из дома, понятия не имела, как выглядит Франция, если не считать смутного представления об Эйфелевой башне.

– Нет, ты не едешь, – произнес папа, а мама выпила полчашки одним глотком. Она сильно нервничала. – Мы едем, а тебе придется остаться дома. Это лучшее место для тебя. Франция стала бы чересчур большим испытанием, а нам необходимо сосредоточиться на Джейкобе. Путешествие будет слишком тяжелым, и тебе ни к чему привыкать к новому месту. Здесь тебе лучше.

– Но я хочу увидеть Джейкоба! Я хочу поехать с вами!

– У тебя нет паспорта, – объяснила мама. Ее голос звучал странно. – Если ты останешься здесь, будешь в безопасности. Мы дадим тебе деньги. Я вчера говорила с Пейдж, как раз перед тем, как ты отправилась на ее вечеринку. Она поживет у нас и присмотрит за тобой. Я приготовила для нее свободную комнату. Запомни: если тебе что-то понадобится, не ходи к миссис Роуи. Она в последнее время соображает еще меньше тебя, и одному богу известно, что вы вдвоем можете натворить. Рассчитывай на Пейдж, и с тобой все будет в порядке. Я забью холодильник едой, да и вернемся мы быстро. Я буду отправлять тебе сообщения каждый день с напоминанием вовремя принять лекарство. Я разрешаю тебе выпить лишнюю таблетку на ночь, чтобы ты хорошо спала и не волновалась. Если забудешь, где находишься, Пейдж тебе подскажет.

– О! – Я подумала об этом неожиданном предложении. Пейдж не станет жить в нашем доме и не скажет мне, где я нахожусь. Ведь она со мной не разговаривает, потому что я поцеловала ее парня. Наш разговор оставался в моей памяти, но я ничего не сказала родителям. Я решила остаться дома одна.

Я записала все, что они мне сказали, потом сфотографировала страницу: Джейкоб болен, мне хочется увидеть его, но у меня нет паспорта. Оставшись одна, я могла бы думать о Дрейке весь день напролет. Я могла бы сидеть дома и вспоминать наш поцелуй. Я могла бы дойти до пляжа, где все это случилось, и никто не спросил бы, куда я иду. У меня был поцелуй – островок в памяти, и мне хотелось провести как можно больше времени с этим воспоминанием на тот случай, если потом я все забуду.

Идея привела меня в восторг.

– На сколько вы уезжаете?

Я увидела, что мама чуть расслабилась.

– Мы забронировали отель на пять дней. Что бы там ни происходило, мы сможем все уладить и вовремя вернуться. Если кому-то из нас придется поехать еще раз, мы это сделаем. Мне нестерпимо расставаться с тобой, дорогая, но я думаю, что нам необходимо через это пройти.