Эми Хатвани - Так случается всегда

© Болятко О., перевод на русский язык, 2018

© ООО «Издательство «Эксмо», 2018

Я не вижу пистолета, пока тот не оказывается направленным прямо на меня.

– Поезжай, – говорит она, наклонившись ко мне.

Мы сидим в салоне моей машины, я за рулем, а Эмбер на пассажирском месте. Ее рука дрожит, не знаю почему – то ли от неуверенности, то ли просто из-за веса пистолета.

Я нервно моргаю.

– Эмбер, постой!

– Заткнись.

Ее голос твердый, как камень. Большим пальцем она взводит курок, я дергаюсь в сторону и прижимаюсь к окну. Мои плечи непроизвольно поднимаются, и я снова бессильно произношу ее имя.

– Я сказала, чтобы ты заткнулся! – повторяет Эмбер. На этот раз пронзительным и истерическим голосом. Кивнув головой в сторону выезда со стоянки, она говорит: – Трогай.

Ее указательный палец покоится на спусковом крючке. Одно неловкое движение, и все может быть кончено.

Я выпрямляюсь на сиденье и пытаюсь перевести дыхание. «Делай то, что она говорит». Я вставляю ключ в замок зажигания, поворачиваю его, и мотор оживает. Громкий звук радио на мгновение ошеломляет нас обоих, и Эмбер поспешно выключает его. По моему лбу скатывается капелька пота, несмотря на пронизывающий холод. На дворе начало ноября, и мне внезапно приходит в голову, что прошел уже почти год после того дня, когда Эмбер приехала домой на Рождество и обнаружила меня сидящим у ее родителей. С тех пор произошло много всего. Все изменилось.

Я выезжаю на улицу, говоря себе, что кто-нибудь из моих коллег, сидящих в красном кирпичном здании, видел нас вдвоем и что-нибудь в ее поведении или в выражении лица насторожило их. Кто-нибудь последует за нами или хотя бы вызовет полицию. Но, не успев толком подумать об этом, я уже понимаю, что надежды напрасны. Мой напарник Мейсон уже отправился домой, к жене и дочери. Дежурная бригада парамедиков находится в гараже, за закрытыми дверями, проверяет снаряжение. Пожарные либо спят в комнате отдыха, либо занимаются в спортивном зале, коротая время. Работая в службе спасения, мы привычны к кризисам, и наши тела сразу же реагируют на них. Мы спешим к месту катастрофы, а не убегаем от нее. Но мы не стоим у окон, оглядывая окрестности, рассчитывая увидеть, когда же произойдет бедствие.

Когда я вышел из здания на улицу и увидел Эмбер, поджидавшую меня на слабо освещенной стоянке, во мне вспыхнула искорка надежды, что было глупо с моей стороны.

– Нам нужно поговорить, – сказала она.

Я кивнул, обратив внимание на то, что давно уже не видел ее такой худой. Лицо казалось изможденным, щеки ввалились, а под огромными карими глазами образовались темные круги. Тонкие каштановые волосы были спутаны, а огромная черная лыжная куртка подчеркивала худобу ног. Весила Эмбер не более ста фунтов [1] 1 фунт = 0,4536 кг ( здесь и далее примечания переводчика ). . Меньше она весила лишь девять лет назад, когда ей было пятнадцать и она лежала в больнице. Тогда она весила восемьдесят два фунта.

– Выезжай на шоссе, – говорит Эмбер, убирая палец с курка и кладя пистолет к себе на колени.

Теперь она смотрит прямо перед собой, и в полумраке салона невозможно разглядеть выражение ее лица и угадать, о чем она думает.

– Поезжай на юг.

– Не стоит этого делать, – говорю я, надеясь, что смогу хоть немного образумить ее. – Ты сказала, что нам нужно поговорить. Так, пожалуйста… давай поговорим.

– Просто поезжай туда, куда я сказала.

Она снова поднимает пистолет и направляет на меня. Теперь она держит его уже двумя руками, а палец вновь ложится на курок.

– О’кей, о’кей! Извини. – Знакомое щемящее чувство паники охватывает меня. Я прихожу в ужас при мысли о том, что может произойти, если палец непроизвольно дернется. – Тебе не понадобится оружие.

Ее глаза сужаются до щелочек.

– Не указывай мне, что мне понадобится.

Она тычет дулом пистолета мне в ребра и снова взводит курок.

Я судорожно глотаю воздух и резко бью по тормозам, останавливаясь на светофоре. Мои глаза начинают шарить по сторонам в надежде увидеть кого-нибудь, кому я мог бы подать сигнал о том, что мне срочно нужна помощь. Но в три часа ночи в сонном университетском городке на улице нет ни одной машины.

Нервы напряжены до предела, и вдруг в голове звучит глубокий голос моего отца:

– Не бездействуй, сын. Сделай что-нибудь.

Загорается зеленый сигнал, и Эмбер крепче упирается дулом мне в ребра. Я нажимаю на педаль газа, размышляя о том, что стал бы делать отец в такой ситуации. Я представляю, как он резко хватает Эмбер за заднюю часть шеи и ударяет ее лицом о приборную панель. Я представляю, как он сжимает свои толстые пальцы в кулак и наносит ей удар прямо в голову.

Но я не хочу причинить ей боль. Я уже и так это сделал. Я хочу, чтобы все вернулось назад, к тому времени, когда мы только познакомились. До развода моих родителей, до ее болезни. До того, как мы сначала отдалились друг от друга, а потом сблизились сильнее, чем прежде. Это случилось в прошлом июне, когда она вернулась домой на каникулы с обручальным кольцом на пальце. Я хочу повернуть время вспять, стереть из памяти ту ночь, когда мир обрушился. Я хочу стереть все, что пошло наперекос.

– Я ненавижу тебя, – говорит она, и в ее голосе звучит отвращение. – Я чертовски ненавижу тебя.

Я морщусь, подозревая, что заслужил и это отвращение, и пистолет, упирающийся в ребра. Может быть, я заслужил даже пулю в сердце. Я сворачиваю на шоссе, нажимаю на газ и, не зная, в чем состоит план Эмбер, говорю:

– Я знаю. Я сам ненавижу себя.

Было уже за полночь, когда я повернула на улицу, на которой стоял дом моих родителей. Я собиралась провести с ними рождественские каникулы и приехала на три часа позже, чем обещала. Въехав на посыпанную гравием дорожку, ведущую к дому, я выключила фары, как я часто делала в школьные годы, надеясь проскользнуть домой незамеченной. Возможно, сейчас это не имело значения, поскольку я уже четыре года училась в университете, но я была уверена, что родители ждут меня. Они сидят за столиком на кухне, мама пьет чай с мятой, а отец держит в руках стакан с виски. И на их лицах можно прочитать тревогу.

– Где ты была? – сердито спросит папа, когда я наконец войду в дом. – Твоя мать и я места себе не находили.

– Простите, – пробормочу я, сунув руки в карманы и опуская глаза.

Я знаю, что извиняться бесполезно; лучше сделать вид, что я чувствую себя виноватой, и пообещать больше никогда так не делать. Я понимаю, что их тревога была лишь следствием того, что я была их единственным ребенком, да к тому же ребенком, который едва не умер. Я родилась на девять недель раньше срока в результате экстренного кесарева сечения, и когда меня, неподвижную, достали из материнского живота, я не кричала так, как должен кричать новорожденный ребенок. Я не могла кричать, потому что не дышала. Неонатальная бригада сразу же взялась за меня и принялась накачивать воздух в мои легкие, в то время как моя мать рыдала на операционном столе, боясь потерять меня, а отец сжимал ее руку и снова и снова говорил ей, что все будет хорошо.