Расул Гамзатов - Берегите друзей

Знай, мой друг, вражде и дружбе цену
И судом поспешным не греши.
Гнев на друга, может быть, мгновенный,
Изливать покуда не спеши.

Может, друг твой сам поторопился
И тебя обидел невзначай,
Провинился друг и повинился —
Ты ему греха не поминай.

Люди, мы стареем и ветшаем,
И с теченьем наших лет и дней
Легче мы своих друзей теряем,
Обретаем их куда трудней.

Если верный конь, поранив ногу,
Вдруг споткнулся, а потом опять,
Не вини его – вини дорогу
И коня не торопись менять.

Люди, я прошу вас, ради бога,
Не стесняйтесь доброты своей.
На земле друзей не так уж много,
Опасайтесь потерять друзей.

Я иных придерживался правил,
В слабости усматривая зло.
Сколько в жизни я друзей оставил,
Сколько от меня друзей ушло.

После было всякого немало,
И, бывало, на путях крутых
Как я каялся, как не хватало
Мне друзей потерянных моих!

И теперь я всех вас видеть жажду,
Некогда любившие меня,
Мною не прощенные однажды
Или не простившие меня.

Ты счастлив тем, что многие года
Живешь спокойно, с бурями не споря,
Друзей не знаешь, то есть никогда
Ни с кем не делишь радости и горя.

Но если даже прожил ты сто лет
И голова, как мудрость, поседела,
Тебе при людях говорю я смело,
Что не родился ты еще на свет.

Крестьянину про Кремль я рассказал,
Дворцы и залы – все я описал.
В тупик меня поставил мой земляк:
– А есть ли у тебя в Кремле кунак?

Наполнив кружки, мудрствовать не будем
И первый тост такой провозгласим:
«Пусть будет хорошо хорошим людям
И по заслугам плохо – всем плохим!»

Еще нальем и вспомним изреченье,
Достойное громокипящих рек:
«Пусть детство будет кратким,
как мгновенье,
А молодость пусть длится целый век!»

И в третий раз содвинем кружки вместе.
«Друг чести, пей до дна! Не половинь!
Пусть обойдут нас горестные вести,
А сыновья – переживут. Аминь!»

Если ты кунак, то мой порог
Ждет тебя, сдувая облака.
Если ты от жажды изнемог,
То моя река – твоя река.

Если даже на дворе черно,
Встречу сам, подай лишь только знак.
Вот мой хлеб, вот розы, вот вино,
Все, чем я богат, – твое, кунак.

Холодно – сядь ближе к очагу,
Я получше разожгу кизяк.
Голодно – не сетуй, помогу:
Полем поделюсь с тобой, кунак.

Если станешь таять, как свеча,
Проклиная рану иль недуг,
Я успею привезти врача,
Кровь моя твоею станет, друг.

Если страшно – мой возьми кинжал
И носи, повесив на боку.
Если ты, кунак, затосковал,
Станем вместе разгонять тоску.

Пал скакун – вот мой под чепраком,
Мчись, скачи и самым хмурым днем
Оставайся верным кунаком,
Будь я на коне иль под конем.

За дружбы полный рог спешит коварный друг
Вернуть мне клеветой наполненный бурдюк.
И автор этих строк за нежности глоток
Частенько получал лишь зависти поток.

О злобности твоей ни слова не скажу,
Поскольку для нее я слов не нахожу, —
Растратил все слова, безжалостно казня
Себя за то, что зол ты зверски на меня!

И я не удивлен, что близким напоказ
Гордынею своей ты щеголял не раз, —
Кто в дружеском кругу напыщен,
грудь дугой,
Тот мигом для чужих согнется кочергой!

Одна загадка есть: как лютой злобы жар
Ты в ледяной душе так долго удержал?
Как мог ты, лицемер, таиться столько дней,
Готовя мне удар поглубже, побольней?

Но знай, что мой удел меня не леденит, —
Ведь горский жив поэт и ныне знаменит,
Хотя давно убит он в спину подлецом,
Который трусил с ним сойтись к лицу лицом!

Жена моя, просьб у меня не много,
Но эту ты исполни, ради бога.

Прошу: цени друзей моих вчерашних,
Всех тех, кому когда-то был я мил,
Которых издавна, еще до наших
С тобою лет,
любил я и ценил.

Люби людей, с которыми вначале
Я шел тропой пологой и крутой,
Кем бы сейчас друзья мои ни стали,
Они – частица жизни прожитой.

Пусть странными сочтешь ты их повадки,
Не уличай их ни в какой вине,
Все малые грехи и недостатки
Ты им прости, как ты прощаешь мне.

Спеши друзьям навстречу, дорогая.
Открой им дверь и взглядом их не мерь.
Считай, что это молодость былая
Нежданно постучалась в нашу дверь.

Давно с иными смерть нас разлучила,
Давно с другими жизнь нас развела,
А те лишь по делам звонят уныло
И пропадают, разрешив дела.

Нас с каждым годом меньше остается.
О жены всех моих друзей былых!
Вы и меня стерпите, коль придется,
Во имя дорогих мужей своих.

Тень на снегу темнеет длинно.
«Что головою ты поник,
Пред красным угольем камина
Былое вспомнивший старик?

Молва людская не предвзята,
И слышал я вблизи могил,
Что был твой друг в беде когда-то,
Но друга ты не защитил.

Сегодня, белую, как совесть,
Разгладив бороду, старик,
Ты роковую вспомни повесть,
Паденья собственного миг».

«Я был тогда охвачен страхом,
За что на склоне лет, поверь,
Пред сыновьями и аллахом
Раскаиваюсь я теперь».

«Старик, ты дожил до заката,
И ценит исповедь аул.
Скажи, а правда, что когда-то
В горах ты друга обманул?

С самим собой все чаще ссорясь,
Ответь, что чувствовать привык,
Когда ты белую, как совесть,
Вновь гладишь бороду, старик?»

«Встают минувшего виденья,
И чувствую меж сыновей
Мучительное угрызенье
Я грешной совести моей».

«Нет, ты не все, старик, поведал,
Толкуют даже вдалеке,
Что ты когда-то друга предал,
Поклявшись ложно на клинке.

И, о душе забеспокоясь,
Томишься думою какой,
Когда ты белую, как совесть,
Вновь гладишь бороду рукой?»

«Давно я черной думой маюсь,
Годов не поворотишь вспять.
И хоть не раз еще покаюсь,
Мне страшно будет умирать».