Бенито Гальдос - Двор Карла IV (сборник)

– Ах, Габриэль! Прекрасный случай поговорить с тобой наедине. Ты, конечно, догадываешься – о чем. Я все время беспокоилась с той минуты, как арестовали…

– Ах, вы говорите о письме, сеньора, – произнес я и, чтобы придать себе храбрости, начал крутить мои фальшивые усы.

– Я надеюсь, что оно не попадет в чужие руки, – продолжала она. – Надеюсь, что ты сохранил его и принес сюда, чтобы вернуть мне.

– Нет, сеньора, я его не принес, но я его поищу… то есть…

– Как! – воскликнула она в сильном беспокойстве. – Ты потерял письмо?!

– Нет, сеньора… я хочу сказать… оно у меня там… только я, право… – бормотал я.

– Надеюсь на твою скромность и честность и жду письма, – произнесла она очень серьезно.

И, не говоря ни слова больше, она повернулась и ушла в свою уборную. Я чувствовал себя очень неловко и принужден был снова обратиться к Пепе Гонзалес с просьбою вернуть мне письмо, так как мое честное имя поставлено на карту. Слушая меня, она сделала удивленные глаза, потом засмеялась и ответила:

– Я и забыла о твоем письме. Право, не знаю, где оно.

Начался второй акт, в котором у меня был только один выход, что дало мне возможность привести в исполнение мой смелый поступок. Я помню, что когда Гонзалес читала мне письмо, похищенное ею у меня, она положила его в карман платья, того самого, в котором она была сегодня до начала спектакля. Теперь оно висело на стенке ее уборной рядом с другими платьями, шалями и мантильями. Необходимо обыскать это платье. Пепа теперь занята, она руководит спектаклем и не может войти в свою комнату раньше окончания акта. В моем распоряжении было достаточно времени, чтобы сделать обыск и взять силой то, что у меня отняли.

Я торопливо принялся за дело, но ничего не мог найти. Я уже потерял всякую надежду, когда вдруг до моего слуха долетел звук приближавшихся шагов. Боясь, чтобы моя госпожа не застала меня за таким предосудительным делом, я спрятался за вешалку с платьями. Почти в ту же минуту в комнату вошли Долорес и Исидоро, заперли за собой дверь и сели.

Я отлично видел их из моей засады. Маиквес в костюме Отелло был похож на античную статую. Темный грим его лица еще более увеличивал его большие глаза, блеск белых зубов и выразительность черт. На голове его был надет белый мавританский тюрбан с красными полосами, усеянный цветными фальшивыми каменьями. Вся фигура его дышала благородством и достоинством.

Долорес была в белой серебристой тунике. В ее изящной прическе блестели бриллианты чистейшей воды. Она была идеально хороша. Мавр, сжав в своих темных руках белые ручки Дездемоны, сказал:

– Здесь мы можем поговорить спокойно.

– Да, Пепа сказала нам, что мы можем пройти в ее комнату, – ответила она, – но это свидание должно быть очень непродолжительно, потому что маркиза меня ждет. Ты ведь знаешь, что мой муж здесь.

– Все-таки нечего так торопиться. Почему ты не писала мне из Эскуриала?

– Я не могла писать, – нетерпеливо ответила она, – когда будет больше времени, я объясню тебе – почему…

– Нет, ты сейчас же должна ответить на мой вопрос.

– Не будь таким нехорошим. Ты ведь обещал мне не быть грубым, любопытным и ревнивым, – кокетливо сказала она.

– Это все равно что обещать тебе не любить тебя, а я тебя люблю, Долорес, люблю, к несчастью, слишком сильно.

– Так ты ревнуешь, Отелло? – спросила она и полушутя-полусерьезно продекламировала:

– Полно шутить! Я ревную, да, я не стану скрывать этого! – воскликнул Маиквес.

– К кому?

– И ты меня спрашиваешь? Ты думаешь, я не вижу, что этот дурак Маньяра сидит в первом ряду и не сводит с тебя глаз!

– И на этом ты основываешь твою ревность? И больше ты не имеешь никаких подозрений?

– А если бы я имел иные, то разве ты могла бы сидеть передо мною так спокойно?

– Успокойся, сеньор Отелло. Знаешь ли, ты мне страшен!

– В Эскуриале этот молодой человек хвалился перед всеми, что ты его любишь, – сказал Исидоро, устремив на нее такой пристальный взгляд, как будто хотел проникнуть в самые тайники ее души.

– Если ты будешь так вести себя, то я уйду сию же минуту, – не без смущения произнесла она.

– Я получил несколько анонимных писем. В одном из них говорилось, что этот молодой человек написал тебе письмо в день своего ареста и что ты ответила ему. Во всяком случае, я знаю, что он за тобой ухаживает и бывает у тебя в Мадриде. Не желаешь ли ты дать мне на этот счет объяснения?

– Ах, у меня есть страшный враг, который, вероятно, и есть автор этих анонимов.

– Кто это?

– Я уже тебе как-то об этом говорила. Это Амаранта; за ее ненавистью скрывается к тому же гнев другой, более высокой сеньоры. Всем придворным дамам слишком надоело быть свидетельницами постоянных скандалов и неприятностей при дворе, потому мы и отдалились от трона. Я тебе не говорила о причинах этой ссоры, но теперь скажу, и не сердись, если ты услышишь имя этого Маньяры, которого ты так боишься. Маньяра, кажется, сыграл роль библейского Иосифа, отказавшись от милостей одной сеньоры, которая теперь мстит ему за это. В то же время этот молодой человек стал ухаживать за мною, и оскорбленная женщина перенесла свою ненависть на меня, хотя я и не подозревала, что Маньяра меня любит. Я никогда не обращала внимания на этого человека. Против меня начали страшно интриговать, уволили с мест рекомендованных мною лиц и всеми силами старались погубить меня. Видя такое незаслуженное преследование, я перешла на сторону принца Астурийского, предложила ему мою помощь и горжусь этим. Тебе я могу признаться в этом без всякого страха: долгое время я была посредницей для переписки между каноником Эскоиквисом и французским посланником; в моем доме они и собирались для тайных переговоров. Я одна знала все тайны, которые недавно выдал принц, я знала о его проекте жениться на одной из принцесс королевской крови, я знала, что герцог дель Инфантадо ждет только письменной резолюции Фердинанда, чтобы свергнуть с престола короля… Словом, я знала все.

– То, что ты мне говоришь, кажется мне невероятным, – сказал Исидоро. – Если это справедливо, то почему же тебя открыто не преследуют, почему тебя освободили через полчаса после ареста?

– Я знала, что меня не тронут. Я уже, кажется, рассказывала тебе, что когда короли примирились с Годоем и вторично призвали его ко двору, на меня были возложены все переговоры. Я знаю такие тайны, обнародование которых страшно пугает некоторых личностей. В моих руках есть очень важные документы и письма, компрометирующие кое-кого. Это было лет пятнадцать тому назад. Амаранта уже год как овдовела, когда я совершенно неожиданно узнала тайну ее молодости, которую рассказала мне одна незнакомая женщина, жившая тогда в окрестностях Мансанареса. Я тебе рассказывала об этом, да это ни для кого и не тайна. До выхода замуж за графа Амаранта была безумно влюблена в одного молодого человека и имела от него дочь; я даже не знаю, жива ли она…