Уильям Моррис - Сказание о Доме Вольфингов (сборник)

Одним из проявлений магической силы становится способность перевоплощения: похитительница Заряночки является поочерёдно в образе женщины рыжеволосой и бледной, либо женщины тёмноволосой, «с изогнутым носом и яркими ястребиными глазами». Её противница Абундия тоже с лёгкостью меняет облик: обычно зеркальное отражение Заряночки, возлюбленному девушки она предстаёт в образе почтенной матроны. Солнце Леса, лесное божество людей Марки, умеет принимать любые обличия, хотя мудрейшие в состоянии распознать обман. Но ведь способностью к перевоплощению, к адаптации, наделены и простые смертные: на протяжении романа Заряночка с завидной лёгкостью «перевоплощается» из неутомимой работницы-селянки в знатную даму Замка Обета или в искусную мастерицу-вышивальщицу города Пяти Ремёсел: в какое бы сословие ни забросила девушку судьба, Заряночка непринуждённо и естественно занимает назначенное ей место. Дар «метаморфозы» сам по себе говорит только в пользу персонажа.

Волшебные предметы мира Морриса, как правило, заключают в себе аллегорический смысл и, опять-таки, совсем не обязательно пагубны: даже сосредоточие злых чар возможно обратить во благо, как в случае с Посыльной Ладьёй. Проклятый доспех «Дома Вольфингов» сохраняет жизнь владельца в бою, но за счёт неблагоприятного исхода самой битвы; жизнь, спасённая такой ценой, становится невыносимой для Тиодольфа. Силы доспеха достаточно, чтобы заставить владельца потерять представление о времени; но ровно то же действие оказывает благая по своей сути любовь Тиодольфа к Солнцу Леса: она дарует забвение, видение героя затуманивается, он забывает о собственном предназначении и утрачивает способность следовать за ходом событий, теряет связь со своим народом. Дар лесной богини – не более чем аллегория «искусственного» бессмертия. Только отказываясь от проклятого доспеха и добровольно покоряясь судьбе, Тиодольф и воинство сынов Волка одерживают победу. Посыльная Ладья, принадлежащая ведьме, перевозит Заряночку через озеро и мимо заколдованных островов: героиня способна «оживить» ладью, исполнив магический обряд, но направлять ладью не в состоянии. Таков же и жизненный путь героини: отправляясь на «приключение», Заряночка вверяет себя судьбе, сама не зная, где в следующий момент окажется. Ладья живёт своей жизнью. Положительные герои могут временно ею воспользоваться, но укротить и приручить не могут: в решающий момент ладья предаёт девушку. Но встречаются и благие талисманы: волшебное золотое кольцо в форме змеи, подаренное Заряночке лесной матушкой и делающее героиню невидимой; серебряная свирелька Эльфхильд из «Разлучающего потока».

Уильяма Морриса относят к основоположникам жанра фэнтези вместе с Джорджем Макдональдом и Лордом Дансейни. Нетрудно заметить, что жанр фэнтези находится под сильным влиянием средневекового рыцарского романа во многих отношениях: начиная от присвоения средневековых ценностей и мотивов и кончая тривиальным заимствованием имён и сюжетных ходов. Можно пойти ещё дальше, утверждая, что в определённом смысле фэнтези функционирует в качестве современной литературной интерпретации мономифа, отвечающего формуле: «уход-инициация-возвращение», сформулированной американским культурологом Дж. Кэмпбеллом в его классическом определении: «Герой покидает мир повседневности и вступает в пределы чудесного и сверхъестественного; там сталкивается с потусторонними силами и одерживает решающую победу; герой возвращается из своего таинственного похода, уже обладая способностью облагодетельствовать своих соотечественников» [16] Campbell J . The Hero with a Thousand Faces. New Jersey, 1968. P. 30. .

Это ядро мономифа, применимое ко всем известным романам жанра фэнтези, и есть то, что сводит воедино на первый взгляд абсолютно несопоставимые литературные произведения, перечисленные в «Обзоре современной литературы фэнтези» [17] См. Frank N. Magill . Survey of Modern Fantasy Literature. In 5 vols. Englewood Cliffs, 1983. : от «Генриха фон Офтердингена» Новалиса и «Сказания о Старом Мореходе» С. Т. Кольриджа до трилогии «Дерини» К. Куртц и «Земноморья» Урсулы Ле Гуин. Та же формула, действующая в прозаических романах У. Морриса, присутствует в произведениях средневековой литературы и в ранних мифологических системах в своей первозданной, незамутнённой форме; именно оттуда её заимствуют писатели фэнтези наших дней. В этом смысле, самыми первыми фэнтези в их эмбриональной стадии, пожалуй, можно счесть рыцарские романы позднего Средневековья. Однако есть одно существенное отличие.

В своей статье, анализирующей природу фэнтези, С. Манлав, например, утверждает, что в ранних фантастических произведениях девятнадцатого века герой изолирован, ему не хватает эпического размаха [18] Manlove С. N . On the Nature of Fantasy. In: The Aesthetics of Fantasy Literature and Art. Ed. Roger C. Schlobin . Notre Dame, 1982. PP. 17–35. . На первый взгляд, квест героев Морриса – квест индивидуального значения; во всех его проявлениях это, в первую очередь, – поиск собственного «я», недостающей составляющей собственной личности; герой стремится к достижению индивидуального совершенства. «Эпический характер» современной фэнтези, напротив, диктует, чтобы супергерой спас ни много ни мало всю вселенную. Отсюда – разница в интерпретации зла. В большинстве дешёвых фэнтези, заполонивших книжные прилавки, мир осаждают силы «немотивированного» зла, и герой спасает человечество, восстанавливая «вселенское равновесие». У Морриса зло отнюдь не универсально, оно угрожает отдельно взятой общности или отдельному индивиду. В современных фэнтези глобальный характер катастрофы не позволяет повествованию сконцентрироваться на индивиде: в центре внимания автора и читателя – макрокосм, а не микрокосм. В большинстве случаев в жизнеописании героев процесс духовного роста подменяется действием ради действия. Современный супергерой контролирует судьбы мира, в то время как в ранних «фантазиях», в том числе и в моррисовских, герой, напротив, целиком и полностью во власти «судьбы»: внешние силы направляют героя на жизненном пути, меняют и формируют его личность, помогают познать себя самого и окружающий мир, обрести в нём единственно верное место. Но лишь благодаря этому мир удаётся спасти: через свой индивидуальный квест, меняясь и совершенствуясь сам, герой меняет и свою «вселенную» – тот маленький фрагмент мира, частью которого является сам. Так, в «Повести о Сверкающей Равнине», пройдя все испытания и воссоединившись с невестой, герой становится побратимом предводителя викингов: а это значит, что разбойники моря перестанут разорять побережье, и Кливленд-у-Моря обретёт покой.

На первый взгляд может показаться, что романы Морриса построены несколько хаотично. Комментируя прозаические произведения писателя, Рональд Фуллер пишет: «Персонажи [Морриса] – это фигуры из сна, с прекрасными, небывалыми именами, что странствуют по цветным гобеленам небывалых событий. Сюжеты историй и в самом деле напоминают причудливую канву гобелена, развиваются от эпизода к эпизоду, пока читателю не начинает казаться, что конца сюжетам так и не предвидится» [19] Fuller R . William Morris. Oxford, 1956. P. 172. . Блуждание в пространстве, игра оттенков, расплывчатость сюжета завораживают, словно бесконечный фантастический роман Кретьена или Ариосто. Зыбкость, ирреальность окружающего мира, столь характерные для готического романа, особенно заметны в «Водах Дивных Островов»: героиня непрестанно балансирует между сном и явью, не всегда в состоянии отличить одно от другого. Постоянная смена сна и бодрствования во второй части романа, посвящённой Дивным Островам, ещё более усиливает впечатление; недаром в ней так часто уточняется, что героиня «заснула/проснулась и увидела». Однако фоном для фантастического калейдоскопа чудес служит незыблемая и осязаемая английская сельская местность, столь любимая Моррисом, и события самые неправдоподобные происходят там, где в ветвях поют настоящие птицы [20] Многое из настоящей Англии Моррис переносит в свои романы. Так, например, круг менгиров Эйвбери, завороживший автора в юности, Моррис использует в описании Долины Серых Овнов. .