Маркиз Сад - 120 дней Содома, или Школа разврата

АДОНИСУ было пятнадцать. Он был похищен из коллежа в Плесси. Его отец, президент Большой Палаты, напрасно жаловался, напрасно возмущался – все было предусмотрено, и он ничего больше не услышал о сыне. Кюрваль увидел Адониса в доме отца и два года сходил по нему с ума. Он лично выделил средства и дал необходимые указания, как захватить мальчика. Его приятели были даже удивлены таким верным выбором со стороны беспутного Кюрваля; тот, в свою очередь, был горд, доказав им, что способен проявить хороший вкус. Мальчик узнал его и заплакал, но президент успокоил его, сообщив, что лично лишит его невинности. Это трогательное сообщение он сопроводил похлопыванием своего огромного орудия по ягодицам мальчика. Президент выпросил его у ассамблеи для себя и без труда получил согласие.

ГИАЦИНТУ было четырнадцать лет. Он был сыном офицера, который служил в маленьком городке в Шампани. Его похитили во время охоты, которую он обожал. Отец имел неосторожность разрешить ему поехать в лес одному.

ЖИТОНУ было тринадцать лет. Его схватили в Версале, где он служил в пажах Конного Двора. Его отец, знатный нивернезец, определил сына на службу всего за полгода до этого. Похитили Житона очень просто, во время его одинокой прогулки в авеню Сен-Клу. Епископ влюбился в него, и епископу была предназначена невинность мальчика.

Таковы были мужские божества, которых наши развратники уготовили своему сладострастию. Мы увидим в свое время, каким образом это было проделано. Осталось сто сорок два субъекта, не попавших в число избранных. Но подобная дичь не залежится. Употребление нашлось для каждого. Целый месяц наши развратники наслаждались красивыми мальчиками, а затем придумали, как от них избавиться, еще при этом и заработав на них. Их продали турецкому корсару, тот принимал их на борт близ Монако, откуда небольшими группами вывозил и продавал в рабство. Ужасная судьба, но какое дело до них четырем развратникам!

Пришло время выбирать прочищал-содомитов. Выбраковкой этого разряда не затруднились. Они были в разумном возрасте: те, с кем расставались, мирно отправились восвояси, получив возмещение дорожных расходов и плату за труды. Впрочем, восьмерым из этих тружеников пришлось не так уж и потрудиться: их размеры почти соответствовали условиям. Всего их прибыло пятьдесят. Среди двадцати самых крупных отобрали восемь наиболее молодых и миловидных. Мы опишем четырех из них, самых изрядных.

ЭРКЮЛЬ – скроенный поистине как бог, давший ему имя, был двадцати шести лет, обладал членом толщиной в восемь дюймов, а в длину – тринадцать. Трудно было найти подобный член, который всегда был в состоянии боевой готовности и способен к восьми извержениям за вечер. Ему устроили экзамен: набралась целая пинта спермы! Притом у него был покладистый нрав и приятная внешность.

АНТИНОЙ, названный в честь любовника Адриана, обладал, в придачу к самому красивому члену в мире, и самым сладострастным задом, такое сочетание встречается крайне редко. Его орудие было размером восемь на двенадцать дюймов. Ему было тридцать лет, и он к тому же был очень красив.

БРИЗ-КЮЛЬ имел такую причудливо искривленную погремушку, что не мог войти в зад, не разорвав его, отсюда и прозвище. Головка его жезла, похожая на сердце быка, была в толщину восемь дюймов и три линии, длина члена была всего восемь дюймов, но он был кривой – имел такой изгиб, что разрывал задний проход, когда входил туда; это его качество наши развратники ценили особо.

БАНД-О-СЬЕЛЬ был так назван потому, что, что бы ни случилось, эрекция у него сохранялась. Он был снабжен орудием длиной в одиннадцать дюймов и семь в толщину. Его предпочли обладателям более внушительных размеров, потому что те восстанавливались после извержения с трудом, а этот был снова готов, стоило только к нему прикоснуться.

Четверо других из этой восьмерки были примерно такого же роста и сложения. Что касается остальных сорока двух из пятидесяти, то наши герои развлекались с ними две недели, а когда насладились до отвала, отпустили домой, хорошо заплатив.

Осталось выбрать четырех служанок, и выбор этот оказался весьма живописным. Извращенным вкусом обладал отнюдь не один президент. Три его друга, особенно Дюрсе, в своем распутстве отличались прихотливостью, находя особую пикантность в старых, отвратительных и грязных женщинах и предпочитая их божественным созданиям природы.

Трудно объяснить эту фантазию, но она встречается у многих. Вероятно, дисгармония в природе несет в себе нечто такое, что воздействует на нервы с не меньшей силой, чем красота и гармоничность. Доказано даже, что в момент эрекции мужчину возбуждает все омерзительное и безобразное, а в ком еще всего этого в изобилии, как не в существе порочном? Конечно, если во время сладострастного акта возбуждающе действуют именно безобразие, то вполне естественно: чем объект грязнее и порочнее, тем больше он должен нравиться. И именно его предпочтут существу безупречному и совершенному – в этом нет никакого сомнения! Впрочем, красота – явление простое и понятное, а уродство – нечто чрезвычайное, и извращенное воображение всегда предпочтет немыслимое и чрезвычайное простому и обычному. Красота и свежесть задевают лишь элементарные чувства, уродство и деградация вызывают гораздо более сильное потрясение – и действие более возбуждающее. Поэтому не надо удивляться, что многие мужчины выбирают для наслаждения женщину старую и безобразную, а не свежую и красивую. Не надо удивляться тому, говорю я, если мужчина предпочитает для прогулок вздыбленную дорогу в горах монотонным тропинкам равнины. Все эти тонкости зависят от устройства наших органов, от того, как они действуют, мы не властны изменить свои вкусы, как не можем изменить строение своего тела.

Как бы то ни было, но таковы были, без сомнения, вкусы президента и трех его друзей, поскольку все они проявили единодушие при выборе служанок, выборе, который, как мы это увидим, выявил ту извращенность, о которой мы только что говорили.

Итак, в Париже после тщательных поисков были отобраны четыре создания, портреты которых вы увидите ниже. В их портретах есть кое-что весьма отталкивающее, но читатель позволит мне их нарисовать, поскольку это имеет значение для той картины нравов, изображение которых – одна из главных целей этого произведения.

Первую звали МАРИ. Она была служанкой у знаменитого разбойника, которого недавно четвертовали, а ее подвергли бичеванию и клеймению. Ей было пятьдесят восемь лет, волос у нее почти не осталось, нос кривой, глаза тусклые и гноящиеся, в ее огромном рту сохранились все тридцать два зуба, но они были желты, как сера. Она была высокой и тощей; она родила четырнадцать детей и всех их задушила, чтобы они, как она объясняла, не пошли по дурному пути. Живот ее колыхался, как морские волны, а одна из ягодиц изъедена нарывами.