Мюррей Стайн - Юнговская карта души. Введение в аналитическую психологию

Читая Юнга, необходимо иметь в виду, что карта не есть сама территория. Знание карты – это не то же самое, что переживание глубин души. В лучшем случае карта может быть полезна для ориентировки и планирования пути. Для потерявшегося она может быть спасительной. В иных она пробудит жажду собственного опыта, которую описал Юнг. Впервые прочитав Юнга, я стал записывать свои сновидения. Позднее я даже отправился в Цюрих, чтобы четыре года учиться в институте Юнга. В результате анализа и личного соприкосновения с бессознательным я достиг непосредственного знания того, что было открыто Юнгом. И все же мой внутренний мир не совпадает с его миром. Его карта может указать путь и дать общие очертания, но не раскрывает конкретного содержания, которое каждый должен открыть для себя сам.

Многие свойства этой карты основаны на научной интуиции Юнга и удивительно живом воображении. Современные ему научные методы не могли доказать или опровергнуть, например, его гипотезу о коллективном бессознательном. Сегодня мы ближе подошли к ее обоснованию. Но Юнг был художником, он использовал творческое мышление для воссоздания картины внутреннего мира. Подобно тем прекрасно иллюстрированным картам античности и эпохи Возрождения, появившимся еще до того, как картография стала наукой, карта, созданная Юнгом, иллюстративна, а не абстрактна. Здесь мы находим русалок и драконов, героев и злодеев. Как ученый-исследователь, он, безусловно, был обязан проверять опытным путем свои наития и гипотетические построения. Но и после этого в них оставалось достаточно места для воображения.

Юнг работал в области психиатрии, или медицинской психологии, как он сам иногда говорил. Его главным учителем в годы практики в клинике Бургхельцли в Цюрихе был известный швейцарский психиатр Ойген Блейер, который пустил в обращение термин «шизофрения» для обозначения одного из самых серьезных психических заболеваний и который изучал тему психической амбивалентности. Юнг искал подтверждения и доказательства своих гипотез и вовне, и в своем непосредственном опыте. Диапазон его чтения и интересов был поистине широчайшим. Как исследователь психики, он претендовал на то, чтобы нарисованная им карта описывала не только территорию его собственного внутреннего мира, но и отражала свойства человеческой души вообще. Подобно творениям великих художников, нарисованные им картины обладают способностью вызывать отклик у людей разных поколений и культур.

Я считаю, что этот швейцарский психолог, чье имя сегодня общеизвестно, на которого так часто ссылаются, но чьи труды не всегда читают внимательно и часто критикуют за противоречивость, на самом деле создал стройную психологическую теорию. Я рассматриваю ее как объемную карту, которая показывает различные уровни психики и динамику взаимоотношений между ними. Это непротиворечивое творение, которое волнует одних и оставляет равнодушными других. Его постулаты могут служить образцом научных посылок, и, тем не менее, многие из них крайне сложно эмпирически обосновать или опровергнуть. В этой области продолжается важная работа, но, какие бы результаты она ни давала, суть трудов Юнга будет и впредь привлекать внимание и восхищать. Произведения искусства никогда не устаревают, хотя карты могут терять свое значение с течением времени в связи с изменением методологии.

Представить карту души по Юнгу в небольшой книге – идея не новая. Подобные попытки предприняли, в частности, Иоланда Якоби и Фрида Фордхам. Моя книга, надеюсь, подчеркнет всеобъемлющую согласованность теории Юнга. Ее часто излагают так: есть что-то здесь, что-то там, но то, что все эти части основаны на едином согласованном видении, которое я считаю великим видением души, не столь уж очевидно. К тому же прошло уже много лет с момента выхода тех ранних книг, предлагающих введение в теорию Юнга, и настало время для нового введения.

Моя цель – показать, что, несмотря на пробелы и противоречия, в основе карты Юнга лежит глубокое единство видения и это единство намного перевешивает случайные отклонения от логической точности. В этом плане для меня не главное показать развитие мысли Юнга или коснуться в той или иной мере ее практического применения в психотерапии и в анализе. Я хотел бы показать то интеллектуальное единство, которое стоит за путаницей комментариев и деталей, составляющих его завершенный труд. Я надеюсь, что внимательный читатель, прочтя эту книгу, сможет увидеть общую картину теории аналитической психологии, как ее излагал сам Юнг, а также определить наиболее важные детали и взаимосвязи единого целого.

Причина внутренней согласованности юнговской картины психики лежит, как мне кажется, в свойстве его мышления, которое не основывается на его эмпирической методологии. Юнг был интуитивным творческим мыслителем по образцу старых философов вроде Платона и Шопенгауэра. Он создал свою карту психики на основе идей, витавших в общей научной и интеллектуальной атмосфере эпохи, но он придал этим идеям уникальный разворот, не столько выступая с радикальными нововведениями, сколько используя общедоступное и создавая из него новые и в высшей степени четкие формы. Он, подобно великим мастерам живописи, использует известные образы и материалы и творит нечто новое, невиданное.

Кроме того, Юнг был визионером в традиции Мейстера Экхарта, Беме, Блейка и Эмерсона. Многие его озарения возникли в моменты пиковых переживаний, посещали его в снах, видениях, во время активного воображения. В автобиографии он признается, что его первым учителем в области «реальности психического» была фигура Филемона, который однажды явился ему во сне и сопровождал его на протяжении многих лет в моменты активного воображения 5. Непосредственный опыт переживания был важнейшим источником юнговской теории, что свидетельствует о ее глубоком внутреннем единстве и согласованности.

Но при всем том Юнг оставался последовательным ученым, и это выводит его творчество за пределы опусов поэтов и мистиков. Он использовал научный метод, его труды предназначались для научного сообщества и подлежали эмпирической проверке. Его прозрения, интуиции и внутреннее понимание не просто выносились на суд окружающих; они соответствовали очевидности общечеловеческого опыта. О сильнейшей потребности Юнга оставаться научным и эмпиричным свидетельствуют несглаженные углы его теории, грубые приближения, которые можно было бы сгладить усилиями интеллекта и воображения. В эмпирическом мире – при непосредственном переживании жизни – нет порядка, она полностью не укладывается в ячейки, созданные человеческим разумом и воображением. Поскольку Юнг в одно и то же время и визионер, интуитивный мыслитель, и ученый-эмпирик, его карта человеческой души одновременно и согласованна, и, в широком понимании, систематична и непротиворечива.