Сборник статей - С собой и без себя. Практика экзистенциально-аналитической психотерапии

В этот день я в последний раз навещаю Вернера. С тех пор он сам приходит ко мне в кабинет.

Прошло два года с тех пор, как Вернер снова начал говорить. За это время он пошел в школу, успешно сдал все экзамены и с положительными оценками закончил восьмой класс. Будущей весной у него экзамен на аттестат зрелости; он продолжит свое образование в Колледже социальной педагогики.

На жизнь Вернер зарабатывает, доставляя пиццу; в декабре он планирует переехать в собственную квартиру и начать жить самостоятельно.

Наши терапевтические сеансы проходят раз в месяц. На них мы обсуждаем повседневные трудности. Вернер весит теперь около 75 кг. Он регулярно играет в теннис, посещает дискотеки, а недавно познакомился с девушкой, которая не прочь поддерживать с ним отношения. Эта тема становится для него все более важной…

Этот диагноз, наверное, один из наиболее тяжелых среди всех, что может поставить психиатр. Он означает, что надежды нет и не будет. Подавленные этим приговором, мы часто не находим в себе сил и желания бороться за безнадежного пациента.

Однако даже если многое говорит в пользу такого диагноза; даже если он подтвержден, – давайте сохраним в себе способность к сомнениям, усомнимся еще и еще раз. Давайте не дадим лишить себя мужества.

Иначе может быть потеряна жизнь.

В результате курса психотерапии у пациента с диагнозом «дефектное состояние при шизофрении» наблюдается полная ремиссия: на сегодняшний день симптомов нет уже 4 года, произошла профессиональная и социальная интеграция. Пациент более не нуждается в применении психофармакологических средств.

Längle A.Existenzanalyse – die Zustimmung zum Leben fnden // Fundamenta Psychiatrica. 1999. Bd. 12. S. 139–146.

«Что это за истерики? Не смей так себя вести! Ты здесь пока еще не самая главная! Нет, я больше не выдержу с этим ребенком! Он сведет меня с ума!» Такие слова часто можно было услышать от учителей, одноклассников и родителей, когда речь шла об Ане.

Аня, 10 лет, училась в четвертом классе и выделялась своей чрезвычайно яркой внешностью и упрямым характером. В школу она приходила в модной, не по возрасту одежде и с ярким макияжем. Аня худенькая, выше своих сверстников, и ходит как манекенщица. У нее бойкий темперамент, она очень хорошенькая и немного кокетливая. Эта девочка была яркой личностью, обладая талантом быстро оказываться в центре внимания любой группы.

C одной стороны, Аня была очевидно привлекательной девочкой, и все же ее поведение оставляло неприятное чувство, потому что создавалось впечатление, что всего слегка в избытке. Она была как-то чересчур оживленной, слишком кокетливой, а ее одежда была словно из журнала мод. То, что она излучала, одновременно и привлекало, и отталкивало, к ней невозможно было подойти близко. В общении она оставалась дистанцированной.

Несмотря на то что Аня часто оказывалась в центре внимания, она не была интегрирована в коллектив. Она не соблюдала правила, не уважала границы других детей и не могла отходить на второй план, даже если это было необходимо для общего дела. Одноклассникам и учителям не удавалось сдерживать ее, когда она «тянула одеяло на себя». Если же ее в чем-то ограничивали, она начинала бушевать и биться в истерике, запиралась в туалете, истерически рыдала и даже грозилась убить себя, потому что «больше не могла этого выдерживать». Для таких вспышек было достаточно внешне совсем незначительного повода: на уроке физкультуры она оказалась не лучшей по результатам забега; ее не посадили за первую парту; вдруг у нее возникало чувство, что учительница на уроке уделяет ей мало внимания.

Эта высочайшая чувствительность к признанию со стороны окружающих была другой стороной Ани. Такая симпатичная девочка, блестящая и высокомерная, она ощущала себя хрупкой, одинокой и несчастной, если не была в первых рядах. Для нее это была беда, вынести которую она была не в состоянии, и… устраивала истерику. А как следствие – провоцировала непонимание и осуждение людей.

Однако ей повезло – ее учительница смогла понять, что такое поведение является выражением того тяжелого положения, в котором пребывала Аня. Невзирая на все сложности, учительница заботилась об Ане, не хотела обходить ее вниманием, не стала проявлять твердость, призывать к дисциплине или наказывать. Когда во время урока физкультуры Аня заявила, что не хочет переодеваться, она предложила ей сделать это в пустой учительской раздевалке и там сразу поняла причину: спина Ани была вся в синяках и кровоподтеках, которые возникают, если ребенка бьют розгами или чем-то подобным. Аня не хотела говорить об этом. Учительница разрешила ей просто присутствовать на уроке физкультуры, не переодеваясь, и пообещала девочке, что никому не расскажет о том, что над ней совершались такие очевидные насильственные действия.

Когда учительнице во второй раз бросились в глаза следы побоев, а поведение Ани вновь стало особенно агрессивным и она опять угрожала покончить с собой, учительница стала искать помощи. Для обсуждения дальнейших действий было созвано совещание.

Больше закрывать глаза на Анину ситуацию было невозможно, несмотря на желание девочки удерживать все в тайне. С другой стороны, нельзя было подорвать доверие Ани, которой было обещано молчание. Она не выдержала бы публичности. Тогда ко мне, как школьному психотерапевту и доверенному лицу, обратились с просьбой подойти к Ане и попросить ее просто побеседовать со мной.

Когда я впервые вызвала Аню из класса для беседы, она сначала была удивлена, но потом сразу же пришла в восторг. Мне показалось, что ей понравилась ее новая роль, ее особое положение. Я рассказала Ане, почему возник наш разговор. Я сказала, что ее поведение, когда она, например, закрывается в туалете и угрожает, что больше не выдержит и покончит с собой, вызывает озабоченность ее учительницы, рассказала о совещании учителей и о том, что они попросили меня поговорить с ней. Аня сразу же охотно согласилась регулярно беседовать со мной, особенно когда узнала, что ей разрешено делать это во время уроков.

Она часто говорила: «У меня такое чувство, что в школе меня никто не любит. Мне не нравится, когда они мне врут, они все меня используют, никто не хочет со мной дружить, я одинока!» В ответ на мой вопрос, почему она пришла к такому заключению, Аня ответила, что подружка сказала ей во время перемены, что она сейчас к ней вернется, а потом забыла про нее и играла с другими. В другой раз она почувствовала себя глубоко обиженной: ей показалось, что с ней обошлись несправедливо, что ее обманули, когда учительница пообещала ей поручить раздавать тетрадки, но не сдержала своего слова. В такие моменты у нее возникало огромное чувство отчаяния. Она чувствовала себя одинокой и покинутой, и больше всего ей хотелось кричать и плакать. Для того чтобы никто не догадался, как ей плохо, она убегала в туалет и запиралась там. За запертой дверью она ощущала себя защищенной, и чувства ее прорывались наружу: она плакала и громко всхлипывала, ощущая, что больше не выдержит и что больше всего ей хочется умереть. Но для нее было бы невыносимо, если бы другие увидели ее такой. В таком виде она не хотела бы перед ними предстать. Она стыдилась своей слабости и опасалась, что ее высмеют и обесценят. После того как ей удавалось достаточно выплакаться в этом уединенном месте, она снова могла собраться, «надеть» свою лучезарную улыбку, открыть дверь туалета и вновь предстать перед одноклассниками той Аней, которую все знали.