Мариано Сигман - Тайная жизнь мозга. Как наш мозг думает, чувствует и принимает решения

Вторая часть эксперимента начинается точно так же. Десятимесячному младенцу показывают предмет, который потом накрывают салфеткой «А». Но прежде чем ребенок успевает что-то сделать, экспериментатор перекладывает предмет под салфетку «Б» таким образом, чтобы ребенок видел эту перемену. И тут происходит странная вещь: младенец поднимает салфетку, под которой предмет лежал сначала, как будто он не видел, что происходило у него на глазах.

Эта ошибка практически неизменно происходит с детьми десятимесячного возраста, принадлежащими к любой культуре. Эксперимент поразительно удачно демонстрирует основы нашего мышления. Но вывод Пиаже о том, что младенцы в этом возрасте до сих пор не вполне понимают абстрактную идею постоянства объекта, ошибочен.

При пересмотре этого эксперимента десятилетия спустя была предложена более правдоподобная и гораздо более интересная интерпретация: младенец знает о перемещении объекта, но не в состоянии воспользоваться этой информацией. Подобно пьяному человеку, он слабо контролирует свои действия. Точнее говоря, у него еще не развилась система тормозного контроля , то есть способность воздержаться от действия, которое он уже запланировал совершить.

Этот пример отражает общее правило. В следующем разделе мы увидим, как определенные аспекты мышления, которые кажутся сложными и изощренными, например нравственность или математика, уже присутствуют в схематическом виде со дня нашего рождения. С другой стороны, некоторые навыки, которые кажутся почти элементарными, – такие как способность приостановить исполнение принятого решения, – развиваются постепенно и последовательно. Чтобы разобраться, как мы пришли к такому пониманию, нужно внимательно рассмотреть исполнительную систему, или «диспетчерскую вышку» мозга, состоящую из обширной нейронной сети, расположенной в префронтальной коре, и ее медленное созревание в детском возрасте.

Сеть во фронтальной коре, формирующая исполнительную систему, определяет нас как общественных существ. Приведем небольшой пример. Когда мы хватаем горячую тарелку, возникает естественный рефлекс немедленно отпустить ее. Но взрослый человек, как правило, тормозит этот рефлекс и быстро находит ближайшее место, куда можно поставить тарелку, не разбив ее.

Исполнительная система регулирует, контролирует и администрирует все эти процессы. Она формирует планы, разрешает конфликты, направляет наше внимание и тормозит некоторые рефлексы и привычки. Таким образом, наша способность управлять действиями зависит от надежности исполнительной системы [5] Работая над докторской диссертацией в Нью-Йорке, я однажды отправился в Бостон, в лабораторию Альваро Паскуаля-Леоне. В то время они только начинали пользоваться инструментом под названием ТМС (транскраниальная магнитная стимуляция). В ТМС используется система катушек для передачи очень слабых магнитных импульсов, активирующих или подавляющих определенные участки коры головного мозга. Когда я приехал, они проводили эксперимент по временной деактивации лобной коры. У меня возникло искушение лично испытать, какие ощущения возникают при нарушенной функции исполнительной системы, и я предложил себя в качестве пациента. После того как они (обратимо) на тридцать минут затормозили активность моей лобной коры, начался эксперимент. Мне показывали букву, после чего я должен был придумывать слова, начинавшиеся с этой буквы, и через несколько секунд произносить их. Это ожидание контролируется исполнительной системой. С заторможенной лобной корой я просто не мог ждать. Я начал непроизвольно произносить слова, как только они приходили мне в голову. Я понимал, что должен подождать, но просто не мог этого сделать. Этот опыт в реальном времени и в своеобразной разобщенности между первым лицом (участником) и третьим лицом (наблюдателем) позволил мне ясно понять пределы того, что мы можем сделать в простых когнитивных ситуациях. Эти пределы выходят за рамки наших желаний и силы воли. Если вы не испытали это на себе, крайне трудно представить, что вы не способны на то, что почти все остальные делают легко и естественно ( прим. авт. ). . Если она не работает надлежащим образом, мы роняем горячую тарелку, рыгаем за столом и проигрываем все деньги в рулетку.

Фронтальная кора очень неразвита в первые месяцы жизни и развивается гораздо медленнее, чем другие отделы мозга. Из-за этого дети могут демонстрировать лишь самые базовые функции контроля.

Психолог и исследователь мозга Адель Даймонд провела обширное и тщательное исследование физиологического и нейрохимического развития исполнительных функций в течение первого года жизни ребенка. Она обнаружила четкую связь между некоторыми аспектами развития лобной коры и способностью младенцев выполнять тест Пиаже «А, а не Б».

Что мешает ребенку решить эту простую с виду задачу? Младенцы не могут запомнить разные места, где можно спрятать предмет? Или они не понимают, что предмет изменил свое место? Или, как предполагал Пиаже, не вполне осознают, что предмет не прекратил свое существование, когда его спрятали под салфетку? Манипулируя всеми переменными в эксперименте Пиаже – количеством повторений одного и того же действия, интервалом времени для запоминания положения предмета и способом, с помощью которого ребенок демонстрирует свое знание, – Даймонд смогла доказать: главный фактор, препятствующий выполнению задачи, – неспособность младенца затормозить уже подготовленную реакцию. Вместе с этим она заложила основу для сдвига парадигмы: дети не всегда нуждаются в усвоении новых понятий. Иногда им просто нужно научиться выражать то, что им уже известно.

Итак, мы знаем, что десятимесячные младенцы не могут противостоять искушению протянуть руку туда, куда собирались, даже если они понимают, что желаемый предмет изменил свое расположение. Мы также знаем, что это связано со специфической незрелостью нейронных контуров лобной коры и с молекулами, управляющими тормозными функциями. Но как мы узнаём, что младенцы действительно понимают, где спрятан предмет?

Секрет кроется в направлении их взгляда. Младенцы тянут руки к старому месту, но смотрят в правильном направлении. Их взгляд и руки указывают в разные стороны. Взгляд показывает, что они знают, где находится предмет; движение рук – что они не могут затормозить ошибочный рефлекс. Они – то есть мы – ведут себя, как двухголовые чудища. В этом случае, как и во многих других, разница между детьми и взрослыми состоит не в том, что им известно, а в том, как они действуют исходя из этого знания.