Джордж Фрекем - Гитлер и его бог. За кулисами феномена Гитлера

Майра схватили и выдали немцам. Он умер в Бухенвальде 9 февраля 1945 года 239.

Провал путча был сокрушительным ударом для Гитлера – в первую очередь потому, что он почувствовал себя посмешищем. Его поместили в тюрьму в Ландсберге и предоставили просторную камеру – некоторые даже утверждают, что она была комфортабельнее, чем его мюнхенские апартаменты того времени. Ее освободил для него Антон фон Арко ауф Валлей, убийца Курта Эйснера. Около двух недель Гитлер отказывался от еды. Честь того, что именно они уговорили своего фюрера возобновить прием пищи, впоследствии оспаривали несколько его посетителей: это Антон Дрекслер, Ганс Книрш (чехословацкий нацист), Хелена Бехштейн, всегда верная и готовая помочь, и Хелена Ганфштенгль, к которой Гитлер в то время, видимо, питал слабость.

Из местной знаменитости Гитлер превратился в национального героя. О нем упомянула даже зарубежная пресса – чтобы объявить о конце его политической карьеры. «“Нью-Йорк Таймс” напечатала его политический некролог на первой полосе: “Мюнхенский путч окончательно вычеркнул Гитлера и его последователей национал-социалистов из политической жизни”» 240. И все-таки своим безрассудным, но смелым поступком он завоевал расположение многих националистов, особенно в Мюнхене. К многословным, но бессильным лидерам, таким как Кар, Лоссов и Шайссер, те уже не испытывали ничего, кроме презрения. «В Мюнхене Гитлера по-прежнему воспринимали всерьез. В то Рождество группа художников, участников движения из Швабинга, отметила праздник в Синем Кафе живой картиной «Адольф Гитлер в тюрьме». Поднимается занавес и открывает взору тюремную камеру. Через маленькое зарешеченное окно видно, как на улице падают хлопья снега. За столом сидит человек, закрывший лицо руками, а невидимый мужской хор поет: “Тихая ночь, святая ночь”. Затем ангел ставит на стол рождественскую ель с зажженными огнями. Человек медленно поворачивается и открывает лицо… Словно сдавленное рыдание пробежало по всему залу», – так был похож актер на сцене на Гитлера 241.

Гитлера должны были судить по обвинению в государственной измене. Процесс открывался 26 февраля 1924 года, и он опасался его по двум причинам. Одна была в том, что его могли предать военно-полевому суду. Тогда процесс был бы закрыт для публики и его средства защиты были бы серьезно ограничены. Другая и более важная причина заключалась в том, что он, как австрийский гражданин, мог быть выслан в свою родную страну [9] Дом в Браунау-на-Инне, где он родился, стоял лишь в нескольких десятках метров от границы с Германией, проходящей по реке Инн. По странному совпадению Ева Браун, его будущая любовница и жена (на один день), провела часть своей юности на противоположном берегу Инна, в немецкой деревушке Зимбах-на-Инне, в пансионе благородных девиц, управляемом монахинями. (См. John Lukacs: The Hitler of History, p. 54, footnote, and Anna Maria Sigmund: Die Frauen der Nazis, p. 232.) . Но он успокоился, когда выяснилось, что это будет обычный гражданский суд и что баварский министр юстиции Гюнтер назначил председателем суда Георга Нейтхардта, «ревностного националиста». Гитлер сразу же увидел, что «катастрофический провал путча можно превратить в демагогический триумф… Обвиняемыми были Гитлер, Людендорф, Рем, Фрик, Пёнер [бывший шеф полиции Мюнхена], Крибель [командир “Кампфбунда”] и четыре других участника путча. Кар, Лоссов и Шайссер проходили по делу в качестве свидетелей» 242. Но эти «три фона» также были виновны в мятежных действиях против законного правительства. Это была вопиющая несправедливость, которую можно было обернуть веским доводом в свою защиту, что Гитлер не преминет сделать.

Он сумел превратить судебное заседание в продолжительное театрализованное пропагандистское действо. «Все это помогло Гитлеру повернуть ход процесса в свою пользу. И все же нужно отметить, что он вел себя на этих заседаниях очень смело – особенно учитывая недавнее поражение. Он взял ответственность за всю эту историю на себя, оправдывая свои действия высокими идеалами патриотического и исторического долга» 243.

Эхо мощной концовки заключительной речи Гитлера, которую цитируют во всех его биографиях, до сих пор слышно в истории. «Армия, которую мы подготовили, растет с каждым днем, с каждым часом. В это самое мгновение я питаю гордую надежду на то, что однажды эти дикие отряды сольются в батальоны, батальоны – в полки, полки – в дивизии… надежду на то, что старые знамена вновь взовьются перед строем, что удастся достичь примирения перед вечным трибуналом Господа, перед которым мы готовы предстать. Тогда из наших костей и могил раздастся голос единственного трибунала, которому мы подсудны. Ибо не вы, уважаемые господа, будете выносить нам приговор – этот приговор вынесет нам вечный суд истории… Я уже знаю, к какому вердикту придете вы. Но тот, другой суд, спросит нас: совершали вы государственную измену или нет? Тот суд будет судить нас… как германцев, желавших добра своему народу и отечеству, как германцев, желавших сражаться и умереть. Вы можете объявить нас виновными хоть тысячу раз – богиня Вечного правосудия лишь улыбнется и спокойно разорвет обвинительный акт прокурора и вердикт суда, ибо она оправдает нас» 244.

Гитлеру было опасно давать слово – из-за той силы, которой были заряжены его речи. Теперь он стал звездой. «Оглашение приговора стало событием в мюнхенском высшем обществе. Зал суда был наполнен зрителями, готовыми аплодировать этому смутьяну с кучей друзей на важных постах. Вердикт еще раз подчеркнул “чисто патриотические мотивы и честные намерения” ответчика, но приговорил его минимум к пяти годам тюремного заключения. Правда, уже через полгода он получал право на досрочное освобождение. Людендорф был оправдан. Закон требовал депортации любого неблагонадежного иностранца, но суд решил сделать исключение для Гитлера, “который мыслит и чувствует в германских понятиях”» 245. Не пройдет и года, как он будет освобожден.

Казалось, сам ход событий того времени согласовывался с поступками и потребностями Гитлера. Пока он находился в тюрьме в Ландсберге, обстановка в Германии начала улучшаться – до такой степени, что период с 1924 по 1929 год назовут «золотыми годами» Веймарской республики. По этому благоприятному пути страна пошла в первую очередь благодаря двум людям – премьеру Густаву Штреземану и «финансовому гению» Яльмару Шахту, создавшему новую денежную систему. Подобную роль он сыграет и позже в Третьем рейхе. Нацистская партия, лишившись своего волевого фюрера, поплыла по течению и раскололась на несколько фракций. Гитлер предвидел это и не сделал ничего, чтобы это предотвратить. Он считал, что эта ситуация может быть полезной, когда он выйдет из тюрьмы и, наводя порядок волевыми методами, вновь возьмет власть в свои руки.