Стивен Каллахэн - Дрейф. Вдохновляющая история изобретателя, потерпевшего кораблекрушение в открытом океане

Впрочем, шутки в сторону. Сейчас осеннее равноденствие, бушуют шторма, и всего за неделю по Ла-Маншу пронеслись две сильные бури, буквально разламывая суда пополам. Многие из заявленных участников гонки задерживаются. Опрокинулась одна из французских яхт, и экипажу не удалось ее спасти. Люди пересели на спасательный плот и умудрились добраться на нем до уединенного крошечного пляжа, вытянувшегося вдоль коварных утесов побережья Бретани. Одному французу не повезло: изуродованное тело и обломки яхты нашли на камнях мыса Лизард. У всех моментально испортилось настроение.

Я решил сходить в местный магазинчик, торгующий предметами морского обихода, чтобы закончить приготовления. Лавка прячется в сыром переулке, вход не обозначен даже вывеской, но никому не надо указывать путь во владения старого Уиллоуби. Многие считают, что торговец – известный грубиян, но за несколько посещений я привык к нему. Уиллоуби приземист, ноги у него такие кривые, словно их гнули вокруг пивного бочонка. Он сильно косолапит, медленно передвигается по магазину, раскачиваясь вперед и назад, точь-в-точь корабль без парусов на волнах. Из-под седых растрепанных волос сверкают прищуренные блестящие глаза, в зубах зажата трубка.

Оборачиваясь к одному из продавцов, он указывает на гавань:

– Вот что я скажу тебе: все эти лодчонки и сумасшедшие молокососы – сплошная морока и головная боль.

Затем он поворачивается ко мне и ворчит:

– Могу поклясться, и этот пришел сюда выцыганить что-нибудь у старика и заставить его работать как черта, лишь бы выручить что-нибудь.

– Ну, а как же. Черт всегда найдет занятие для ленивых рук, – говорю я ему.

Уиллоуби поднимает бровь и прячет за трубкой тень усмешки. Он тут же начинает травить бесконечные байки. Когда ему было пятнадцать, он сбежал из дома и отправился по морям, служил на судах, перевозивших шерсть из Австралии в Англию. Вокруг мыса Горн он обходил столько раз, что сбился со счета.

– Слышал о французе. Не понимаю, чего вас тянет в море ради развлечения. Конечно, в мое время распрекрасно проводили денечки. Но мы же делом занимались. А парень, который отправляется в море забавы ради, сам идет морскому черту в когти.

Я вижу, как в душе старик волнуется за всех одержимых морем сумасбродов, особенно за молодых.

– Ладно, мистер Уиллоуби, по крайней мере, у вас там будет неплохая компания.

– Плохи дела, скажу я тебе, плохи, – теперь он говорит серьезно. – Жаль француза. Кстати, а что ты получишь, если выиграешь эту гонку? Большой приз?

– Ну, я даже точно не знаю что. Может быть, пластмассовый кубок или что-то вроде этого.

– Ха! Занятно! Стало быть, ты выходишь в море поиграть в салки с Нептуном, у тебя есть все шансы закончить свою жизнь на дне морском – и все ради кубка. Неплоха штучка!

И в самом деле, забавно… а ведь судьба бедного француза действительно тронула старика. Он подбрасывает в мою груду покупок еще несколько упаковок и говорит, что это бесплатно, но тон его мрачен:

– А теперь вали отсюда и не возвращайся. И больше не беспокой меня.

– Когда я в следующий раз появлюсь в городе, то загляну к вам – неминуемо, как чума или налоговый инспектор. Пока!

Маленький колокольчик весело звенит, когда я закрываю дверь. Я слышу, как внутри Уиллоуби расхаживает туда-сюда, скрипя деревянными половицами.

«Плохи дела, скажу я тебе. Плохи».

И вот – утро старта. Я прокладываю путь через толпу к месту, где назначено собрание капитанов.

Главная тема разговоров в последние дни – начнется ли гонка вовремя или нет. Порывы двух последних пронесшихся бурь достигали ураганной силы.

– На старте ожидайте сильного ветра, – предупреждает нас метеоролог, – к ночи сила ветра достигнет восьми баллов или около того.

Толпа приглушенно шумит: «Стартовать в чертову бурю… тише-тише, он еще не закончил».

– Если вы сможете обойти с наветренной стороны Финистерре, то все будет в порядке. Постарайтесь оставить больше пространства для маневрирования. В течение тридцати шести часов может разразиться настоящий ад, шторм вполне может достигнуть десяти-двенадцати баллов, а высота волн – десяти метров.

Я говорю:

– Прекрасно! Никто не хочет задешево взять напрокат маленькую гоночную яхту?

Разговоры в толпе становятся громче. Между участниками гонки и их болельщиками разгораются жаркие споры. Разве это не безумие – начинать трансатлантическую гонку в таких условиях?

Вмешивается организатор, и шум стихает:

– Тише, пожалуйста! Если мы отложим гонку сейчас, то можем вообще никогда не стартовать. Год подходит к концу, и велика вероятность, что мы окажемся запертыми здесь на долгие недели, а добраться до Канарских островов не так уж просто. Если вы сможете пройти мимо Финистерре, то дальше проблем не будет, так что держитесь, будьте начеку – и удачного плавания!

На пристани во внутренней гавани Пензанса полно народу. Все глазеют на нас, фотографируют, машут, плачут, смеются. Они-то скоро вернутся в уютные, теплые домики…

«Соло» на буксире проходит через массивные стальные ворота, которые открывают старинным подъемным воротом начальник порта и его помощники. Я кричу во все горло: «Всего хорошего!»

Мы с «Соло» полностью подготовлены. Опасения сменяются воодушевлением и восторгом. Идут секунды. Мы с другими участниками гонки маневрируем у линии старта, делая пробные разбеги, регулируя паруса, пожимая друг другу руки, пытаясь преодолеть волнение. Труднее всего тем, кто подвержен морской болезни. Зажигаются предупреждающие огни: приготовиться! Волны врываются в бухту, ветер усиливается, враждебное круглое небо маячит на западе. Я стараюсь приструнить «Соло», сдержать его на месте. Из стартовой пушки вырывается облачко дыма, звук выстрела ветер уносит прочь еще до того, как он достигнет моих ушей. «Соло» рвет линию старта и устремляется в гонку во главе флотилии.

«Наполеон Соло»

Ночью ветер крепчает. Флотилия изо всех сил борется с вздымающимися волнами. Я часто видел огни других яхт, но к утру уже не вижу ни одного. Погодные условия улучшились. «Соло» резво скользит по обширной, спокойной водной глади. Впереди я вижу белый треугольник паруса, поднимающийся и снова исчезающий за волнами. Увеличиваю площадь стакселя и отдаю один из рифов грота. «Соло» прибавляет ходу, устремляясь в погоню за яхтой. Через несколько часов я уже вижу белый корпус. Это алюминиевая яхта, что стояла рядом со мной в Пензансе, в гонке ее вел один из двух принимающих участие в гонке итальянцев, как и большинство участников, весьма приветливый и дружелюбный парень. Кажется, с яхтой что-то не так: нижняя шкаторина стакселя, который был зарифлен, болтается и бьет по палубе. Я окликаю, но ответа нет. Фотографирую яхту, проходя мимо нее, затем следую впереди и несколько раз пытаюсь связаться с итальянцем по рации. Ответа нет. Может быть, спит? Но ближе к ночи слышу, как один из гонщиков разговаривает по радио с организатором: итальянец, оказывается, затонул. По счастью, самого участника подобрали. Наверно, когда я проходил мимо него, он был в ужасе и пытался заделать течь.