Ниал Фергюсон - Дом Ротшильдов. Мировые банкиры. 1849—1999

Не такой старомодной оказалась надежда Ансельма, что «через год или два я смогу поздравить одного из вас с избранием в парламент и восхищаться вашими яркими речами». В 1841 г., когда Исаак Лайон Голдсмид стал первым евреем-баронетом, Энтони писал из Парижа, что ему «куда больше понравился бы сэр Лайонел де Р., и ему стоит попытаться». И позже, в 1843 г., когда Соломона сделали «почетным гражданином» Вены, Энтони красноречиво намекал, что «это произведет эффект и в старушке Англии».

Давление усилилось в 1845 г., когда Давид Соломонс одержал еще одну важную победу. Выиграв в острой конкурентной борьбе выборы на должность олдермена от округа Портсокен, Соломонс вынужден был принести присягу со словами «в истинно христианской вере»; когда он отказался произносить эти слова, суд олдерменов объявил его избрание аннулированным. Соломонс пожаловался Пилю, который – как и предсказывал Энтони – проявил больше сочувствия и приказал лорду-канцлеру, Линдхерсту, внести законопроект, в котором в муниципальных органах власти устранялись все оставшиеся ограничения, касавшиеся евреев. Закон вступил в силу 31 июля 1845 г. [14] В том же году отменили закон, запрещавший евреям владеть собственностью. На самом деле Лайонел сыграл роль в продвижении этого закона, став одним из пятерых участников делегации, которую Совет представителей британских евреев отправил к Пилю, чтобы лоббировать его принятие. Но вся слава досталась Соломонсу, что раздражало ревнивых родственников Лайонела. «Буду рад видеть [тебя] лорд-мэром Лондона и членом парламента от города, – писал Лайонелу брат Нат. – Ты должен собрать голоса и стать управляющим Ост-И[ндской компании], мой милый Лайонел». Годом спустя он пел ту же песню: «Наши старомодные французы… дружно уверяют, что скоро ты окажешься в палате общин, так что готовься». Когда вскоре после своего триумфа Соломонс посетил Париж, отношение Ханны было ледяным: «Мы, конечно, позволим ему, – писала она Шарлотте, – насладиться успехом [доброго дела], но сами должны всецело принять участие в том, на что мы искренне надеемся и что, как мы считаем, может окончиться хорошо для общины, к которой мы принадлежим, в чем, как я не сомневаюсь, получат должное признание личные заслуги и усилия» [15] В должный срок Соломонса переизбрали олдерменом, на сей раз от Кордуойнер-Уорд, в декабре 1847 г.; позже, в 1855 г., он стал лорд-мэром Лондона. . Пожалованный в 1846 г. Мозесу Монтефиоре титул баронета позволил Энтони надеяться, что, «может быть, когда виги придут к власти… они поймут, что обязаны что-то дать вашей чести». Стоило правительству Пиля пасть, как Нат начал побуждать брата «встать и официально заявить, что ты будешь баллотироваться от Сити», предложив, чтобы он «нанял какого-нибудь умного малого, который бы по вечерам читал с тобой на протяжении часа… чтобы ты чувствовал себя непринужденнее в различных вопросах политической экономии».

Не только близкие родственники призывали Лайонела к большей политической активности. В 1841 г. политический помощник ирландского лидера Дэниел О’Коннел пригласил его «как одного из самых влиятельных представителей вашей почтенной нации» посетить публичное собрание («В Эксетер-Холле, в таверне «Якорь»), на котором он предлагал обсудить «политическое положение евреев». Через два года ему предложили помощь в том случае, если он сам захочет участвовать в дополнительных выборах в лондонском Сити.

И все же Лайонел по-прежнему колебался. В то время как другие, не тратя времени даром, ринулись в пролом, сделанный Соломонсом, – среди них его брат Майер, который в феврале стал верховным шерифом Бакингемшира [16] Он вскоре устроил неделю пышных званых ужинов в отеле «Белый олень», наняв французских поваров и рассчитывая достучаться до своих сельских соседей через их желудки. Одно меню даже перепечатали в местной газете, с благоговением отметив, что все было подано «с наилучшим вкусом». , – Лайонел бездействовал. Даже когда новый премьер-министр, лорд Джон Рассел, предложил ему титул баронета, он упрямо отказался его принять – к ужасу его родни [17] Он стал одним из трех человек, кого Рассел представил списком королеве; остальные, как она отметила в своем дневнике, были полковник Фергюссон и «еще один, чьего имени я не могу вспомнить» – что свидетельствует о том, что Виктория не придавала данному вопросу большого значения (Источник: RA, дневник королевы Виктории, 14 ноября 1846 г.). На самом деле третьим был Фредерик Карри, секретарь правительства Бенгали. Возможно, Лайонел счел общество таких мелких имперских чиновников неподходящим для себя обществом. . Причины, которые он привел для своего отказа, свидетельствуют о том, что Лайонел был человеком обидчивым и щепетильным: он не хотел принимать почести, которые уже были до него дарованы двум другим евреям, и не хотел довольствоваться меньшим, чем титул пэра. По словам принца Альберта, он говорил: «Разве вы не можете предложить мне ничего повыше?» Такая прямота была достойна его отца, но его мать Ханна вспылила: «Я не считаю, что, отказавшись, ты поступил в соответствии с хорошим вкусом, поскольку твой маленький друг [возможно, Рассел] замечает: чего же более [она] может даровать? Титул пэра невозможно получить в настоящее время, не принеся присяги, чего, как я догадываюсь, ты не сделаешь. Личное представление со стороны верховного лица следует высоко ценить; возможно, оно приведет к другим преимуществам, отказ же от него породит гнев, – кроме того, приняв его, ты не расстанешься с надеждами на твой первоначальный титул. Можно нарисовать красивый герб. По-моему, наделение титулом двух предыдущих господ не имеет к тебе никакого отношения – и определенно не умаляет твоих заслуг… Таково мое мнение, прости за прямоту».

Его братья очень расстроились – они охотно приняли бы титул. Как писал Нат, «на твоем месте я стал бы английским баронетом, это лучше, чем быть немецким бароном… Старина Билли считает, что «сэр Энтони» звучит очень хорошо, и если ты не хочешь титул для себя, мог бы получить его для него… У всех нас очень красивые имена, а сэр Майер Ментмор звучало бы даже романтично».

Свое слово сказал и Джеймс: «Желаю тебе, мой милый Лайонел, удачи, раз ваша милая королева, хвала Господу, питает к тебе такое расположение. Прошу, будь очень осторожен, чтобы ваш принц Альберт не стал тебя ревновать. И все же я призываю тебя принять титул, так как никогда нельзя отказываться [от такой чести], и такую возможность тоже упускать нельзя. Министра можно без труда заменить. Прежде я мог бы стать здесь всем, в то время как сейчас это практически невозможно».

Лайонел не поддавался на уговоры. В конце концов выход из тупика был найден: титул принял Энтони [18] Что необычно, Ротшильды оговорили условием, что титул вернется к старшему сыну Лайонела, если Энтони не удастся произвести на свет наследника мужского пола. . Даже его капитуляция в конечном счете – когда он согласился баллотироваться от либералов на общих выборах 1847 г. – последовала после периода «раздумья».