Ян Красицкий - Бог, человек и зло. Исследование философии Владимира Соловьева

См.: Соловьев B.C. Валентин и валентиниане. С. 285. Также: Balthasar H.U. von. Fächer der Stile // Balthasar H.U. von Herrlichkeit. Eine Theologische Ästhetik. Band 2. Einsiedeln, 1962. S. 632. На “гностику“ Гегеля первый обратил внимание Ф.Х. Баур. В своей работе Христианская гностика или христианская религиозная философия (В a u г F. Ch. Die christliche Gnosis oder die christliche Religionswissenschaft. Tübingen, 1935) он подчеркивал, что “Гегель унаследовал Валентинов гнозис”. См.: Couliano I. Р. Gnostycyzm jako wzorzec analogiczny. Przeł. I. Kania // Znak. 1991. Nr. 7.

Тгеsmоntant С. Esej о myśli hebrajskiej. Przeł. М. Tarnowska. Kraków, 1996. S. 311.

Выражением того, каким трудным для греческой мысли было освоение идеи творение “из ничего”, является отсутствие в древнегреческом языке слова, которое давало бы определение понятию “ничто” Греки говорят “не-бытие” (в более слабой форме “me on” в более сильной форме “ouk on”), но по сути дела эти слова обозначают только “нет того” или “нет этого” “Ничто” – это нечто более значительное, это отрицание всего сущего, идея, которая “может буквально свести с ума” (Tresmon-t a n t С. Esej о myśli hebrajskiej. Przeł. М. Tarnowska. Kraków, 1996. S. 59–71). Понятие “ничто” рождается на “религиозной”, а не на философской и даже не на теологической почве и впервые в этом значении появляется во Второй книге Маккавейской, где говорится о том, что “все Бог сотворил из ничего” (7, 28. Библия. С. 942). См. об этом: Marias J. Filozofia а chrześcijaństwo. Przeł. J. Brzozowski // Znak. 1984. N. 8–9 (Фрагмент книги Filosofia у Cristianismo. Madrid, 1982).

См. там же.

Sсhоlеm G. Judaizm. Parę głównych pojęć. Przeł. J. Zychowicz. Kraków, 1991. S. 24.

Tresmontant C. Esej o myśli hebrajskiej. Przeł. M. Tarnowska. Kraków, 1996. S. 31.

Кasper W. Jezus Chrystus. Przeł. B. Białecki. Warszawa, 1983. S. 202–203.

Кгąрiес М. Dlaczego zło? Lublin, 1995. S. 51.

См.: Трубецкой С.Н. Смерть B.C. Соловьева. 31 июля 1900 г. // Книга о Владимире Соловьеве. М., 1991. С. 295–296.

См.: Skarga Р. Pytać о zło // Znak. 1993. Nr. 3.

См.: Kołakowski L. Horror methaphisicus. Warszawa, 1990. S. 7.

См.: Gilson Е. Noty bibliograficzne do historii pojęcia filozofii chrześcijańskiej // Gilson E. Duch filozofii średniowiecznej. Przeł J. Rybałt. Warszawa, 1958. S. 400–432.

См.: Kowalczyk S. Zło – problemem czy tajemnicą? Wrocław, 1995. S. 206.

См.: Мережковский Д.С. Немой пророк //Владимир Соловьев: Pro et contra. Ред. В.Ф. Бойков. СПб., 2000. Т. 2. С. 950.

См.: Радлов Э. Л. B.C. Соловьев. Биографический очерк // Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 10. C. XXIV.

Соловьев B.C. Философские начала цельного знания // Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 1. С. 264–265.

“В самом деле, – пишет Соловьев, – по смыслу слова “абсолютное” (absolutum от absolvere) значит, во-первых, отрешенное от чего-нибудь, освобожденное, и, во-вторых, завершенное, законченное, полное, всецелое” (Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал // Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 2. С. 308).

Там же. С. 315.

С. Булгаков пишет, что “самораздвоение Абсолютного” приводит к тому, что “Абсолютное, не теряя абсолютности своей, полагает в себе относительное как самостоятельное бытие – реальное, живое начало. Тем самым вносится двойственность в единстве неразличимости, и в нем [в Абсолюте. – Я.К.] воцаряются coincidentia oppositorum: в Абсолютном появляется различение Бога от мира, оно становится относительно самому себе как относительному, ибо Бог соотносителен миру, Deux et vox relativus, и, творя мир, Абсолютное полагает себя как Бога […] Творение мира Богом, самораздвоение Абсолютного, есть жертва Абсолютного ради относительного, которое становится для него “другим” творческая жертва любви” (Булгаков С.Н. Свет невечерний. Созерцания и умозрения. М., 1994. С. 158–159).

См.: Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал // Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 2. С. 302. В русском языке существуют два термина, соответствующие понятию бытия: бытие и сущее. Первый термин (“бытие”) определяет, “чем” являются вещи, второй содержит в себе важный, утраченный во многих индоевропейских языках, экзистенциальный аспект (вещи “суть”, “существуют”). С переводом первого на европейские языки как “бытие” не возникает ни трудностей, ни сомнений. Гораздо труднее найти точный эквивалент второму понятию. Здесь надо искать слово, содержащее в себе такое начало, как “существующий” (греческое ov), ибо только оно выражает экзистенциальный аспект, а именно то, что нечто есть, существует. Однако, учитывая, что Соловьев пользуется понятием сущее для определения того, что в философии обычно называется словом “Абсолют”, мы также будем пользоваться этим эквивалентом, не усложняя вопроса, ибо попытки выявить терминологические отличия, соответствующие данной онтологической традиции, могут привести к недоразумению.

“Согласно А.Ф. Лосеву, тождественность сущего и бытия Соловьев и определяет как сущность” (Лосев А.Ф. Вл. Соловьев. М., 1994. С. 114).

Соловьев B.C. Критика отвлеченных начал // Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 2. С. 315 и далее.

См.: Romero M.G. Schelling’s Reflection on the Evil in the “Lectures on Goodmanhood”// Соловьевский сборник. Ред. И.В. Борисова, А.П. Козырев. М., 2001. С. 225. Также: Р а д л о в Э. Л. B.C. Соловьев. Биографический очерк // Соловьев B.C. Собр. соч. Т. 10. C. XXXIII; Лосев А.Ф. Вл. Соловьев. М., 1994. С. 135.

См.: Walicki A. Rosyjska filozofia i myśl społeczna od Oświecenia do marksizmu. Warszawa, 1973. S. 552–553, примеч. 1.

См.: Kołakowski L. Powstanie dialektyki // Kołakowski L. Główne nurty marksizmu. London, 1988. S. 15–70.

См.: M u n z e r E. Solovyev. Prophet of Russian-Western Unity. London, 1956. C. 25.

См.: Трубецкой E. Первое Абсолютное // Трубецкой E. Миросозерцание Вл. С. Соловьева. Т. 2. М., 1995. С. 259.

“Безусловно, было бы не совсем точно называть Соловьева учеником Шеллинга, – пишет Ф. Коплестон. – Хотя другие, не российские, зарубежные мыслители могли оказывать на него влияние, Соловьев оставался оригинальным философом, а не чьим бы то ни было “учеником”. Тем не менее его склонность к теософическим спекуляциям явно указывает на его духовное родство с Шеллингом, а его глубоко религиозная мысль во многих аспектах близка той позиции, какую занимал немецкий философ” (С о р l е s t о n Е Schelling // Copleston Е Historia filozofii. Przeł. J. Łoziński.Warszawa, 1995. Т. 7. S. 52). Влияние Шеллинга на творчество Соловьева так глубоко и органично, что поиск аналогий, совпадений, моментов сходства, заимствования мог бы составить предмет специального исследования. Однако, хотя несомненно прав немецкий исследователь Л. Мюллер, утверждающий, что о Шеллинге напоминает “едва ли не каждое произведение Соловьева” (см.: Müller L. Schelling und Soloviev // Müller L. Soloviev und der Protestantismus. Freiburg, 1951. S. 96), правдой, с другой стороны, является и то, что этот “величайший славянский философ” как называет Соловьева знаменитый немецкий историк философии И. Хиршбергер, “не был ничьим эпигоном” соответственно не был он и эпигоном Шеллинга (Н i г s с h b е г g е г J. Geschichte der Philosophie. Neuzeit und Gegenwart. Freiburg, 1981. S. 403–404). Сам Соловьев прямо определил свое отношение к философии Шеллинга в письме к А. Кирееву, которому он писал, что Божественное начало мира, которое в человеческом сознании проявляется как его абсолютная цель, “требует другого для своей реализации; это другое и дается ему в сфере природного или материального бытия” (Соловьев B.C. Собр. соч. Письма и приложение. Т. 2. Брюссель, 1970. С. 99). В ходе защиты своей докторской диссертации (Критика отвлеченных начал) на замечание одного из “официальных оппонентов” отца Рождественского, упрекавшего Соловьева в том, что его взгляды “близки взглядам Шеллинга и Шлейермахера и “могут быть поняты в пантеистическом смысле” и стать основой заблуждений, Соловьев отвечал, что оппонент напрасно смешивает такие разные вещи, как религиозные взгляды Шлейермахера (точка зрения религиозного чувства) и спекулятивный пантеизм первой системы Шеллинга (Identitätsphilosophie) и теософические концепции второй системы этого философа (так называемой позитивной философии); докторант (Соловьев) признал родство своих взглядов только с этой второй системой Шеллинга, в которой Шеллинг уже освободился от ложного пантеизма своих прежних теорий. К этому Соловьев добавил, что “не может ручаться за то, что кто-то обнаружит в его мыслях нечто такое, чего в них нет, но это уже не его вина” (Соловьев B.C. Собр. соч. Письма и приложение. Т. 2. Брюссель, 1970. С. 100; Müller L. Schelling und Soloviev // Müller L. Soloviev und der Protestantismus. Freiburg, 1951. S. 94; R o m e r o M.G. Schelling’s Reflection on the Evil in the “Lectures on Goodmanhood” // Соловьевский сборник. Ред. И.В. Борисова, А.П. Козырев. М., 2001. С. 221).