Бхагаван Раджниш (Ошо) - Автобиография духовно неправильного мистика

Отец тоже кое-чему меня научил…По правде сказать, это было единственное, чему он меня научил. Он научил меня любить маленькую речку, что текла на окраине нашего города. Он научил меня плавать. И это все. Но я ему безмерно благодарен, потому что эта любовь изменила мою жизнь. Подобно Сиддхартхе, я влюбился в ту реку.

Почти каждый день я проводил у реки по меньшей мере часов пять, а то и восемь. Я приходил туда очень рано, когда все еще спали, и смотрел на небо, усеянное звездами, и на их отражение в воде. Река была чудесной… Вода в ней была такой вкусной, что в народе реку прозвали Шаккар , что означает «сахар». Так красиво!

Я наблюдал за тем, как в звездной ночи река танцует меж берегов, прокладывая себе путь к океану. Я видел, как она светится в лучах восходящего солнца. Наблюдал за тем, как серебряный свет полной луны озаряет ее тихие воды и как на закате солнце теряется где-то в ее глубинах. Я сидел на берегу один или с друзьями, играл на флейте, танцевал, медитировал, катался на лодке или просто купался. И в сезон дождей, и зимой, и летом…

Я понимаю Сиддхартху Германа Гессе и его безмерную любовь к реке, на берегу которой он жил. То же самое было и со мной: весь мир, вся вселенная постепенно проявлялись для меня в водах этой реки и медленно, очень медленно превращались в живой поток. Мне казалось, что существование утратило свою неподвижность и стало текучим.

Я невероятно благодарен отцу. Он не учил меня ни считать, ни писать, я не слышал от него рассказов ни о географии, ни об истории. По большому счету, у него было много хлопот и без моего образования. Одиннадцать детей все-таки… Я часто наблюдал такую картину – его спрашивали: «В каком классе учится ваш старший?» – а он не мог ответить, потому что не знал, и тогда приходилось спрашивать у кого-то из домашних. Образование его мало волновало. Он преподал мне лишь одну науку – он научил меня сливаться с рекой, становиться с ней единым целым. Он сам очень любил нашу речку.

Когда вы влюбляетесь в поток, в движение, жизнь предстает перед вами в ином свете. Современный человек живет среди асфальтовых дорог и бетонных зданий. Вслушайтесь в эти слова. Все это существительные, а не глаголы. Небоскребы не растут все выше и выше, дороги остаются теми же и ночью, и днем, при полной луне и в самую темень. Асфальтовой дороге и бетонным зданиям все равно, какое сейчас время суток.

Человек создал целый мир существительных и сам попал в ловушку собственного творения. Он забыл, какими прекрасными бывают деревья, какими разными бывают реки, горы и звезды. Все они не знают существительных, они никогда существительных не слышали. Их жизнь – это глаголы, процесс, постоянное движение. И бог – это не что-то определенное раз и навсегда, это непрерывный процесс.

В моем городке была только одна христианская церковь. Христиан вообще было мало: четыре семьи или пять. А я был единственным нехристианином, посещавшим эту церковь. Впрочем, в этом не было ничего особенного, потому что я частенько захаживал и в мечети, и в гурудвары, и в индуистские храмы, и в джайнские. Я всегда считал, что все это принадлежит мне. Не я принадлежу какой-либо церкви, а наоборот: все религии, какие только есть на земле, – мои.

Заметив меня, нехристианского мальчишку, приходившего в церковь каждое воскресенье, священник начал мной интересоваться. Как-то он спросил:

– Кажется, тебе интересно? По правде сказать, из всех моих прихожан, а их очень мало, ты самый интересующийся. Остальные спят во время утренней службы, а ты всегда бодр и слушаешь с большим вниманием, наблюдаешь. Хотел бы ты стать таким, как Иисус Христос? – и указал на Христа, распятого на кресте.

– Нет, что вы! – ответил я. – Не хочу, чтобы меня тоже казнили. Если человека распяли, значит, с ним что-то не так, иначе с чего бы его наказывать? Если все в его стране решили его распять, то он, наверное, как-то плохо поступил. Может быть, он был и хорошим человеком, но что-то же довело его до распятия. Может, у него была склонность к самоубийству?

У людей, склонных к самоубийству, обычно не хватает духу самим покончить с собой, вот они и добиваются, чтобы их казнили. Никому и в голову не придет, что они сами того хотели и напросились на казнь, чтобы переложить всю ответственность на других.

– Лично у меня нет тяги к самоубийству, – продолжил я. – У него, может быть, тоже не было, но он явно склонен к самоистязаниям. Только посмотрите на его лицо! Я видел много его изображений, он выглядит на них таким несчастным, таким жалким. Как-то я встал перед зеркалом и попытался сделать такое же лицо, но у меня ничего не вышло. Потом я попробовал еще раз, но никак. Разве я могу стать таким, как он? По-моему это невозможно. Да и зачем?

Священник был потрясен.

– А я-то думал, что Иисус тебе интересен, – разочарованно произнес он.

– Конечно, интересен! Даже больше, чем вам. Вы-то просто священник. Получаете за это деньги. Если вам не будут платить, через три месяца вы отсюда сбежите, а ваше учение станет никому не нужно.

В итоге так и получилось. Те христиане, что ходили к нему в церковь, были наемными рабочими, строили железную дорогу. И как только строительство закончилось, их куда-то перевели. А он так и остался один со своей крохотной церквушкой, и никто больше не давал ему денег, никто не приходил к нему на службу, кроме меня.

По воскресеньям он все еще продолжал говорить: «Дорогие друзья…»

Я как-то сказал ему:

– Постойте! Здесь нет друзей, обращайтесь ко мне просто «дорогой друг». Это же не собрание верующих. Только вы и я. Давайте просто поболтаем. Идите сюда, садитесь. Зачем же стоять целый час и кричать?

Так все и случилось. Через три месяца он ушел, потому что никто ему больше не платил… Хотя Иисус и сказал: «Не хлебом единым жив человек», люди все же не могут без еды. Им нужно что-то есть. Это далеко не все, людям много чего нужно, но остальное может подождать, а вот без хлеба не обойтись. К тому же люди могут жить только хлебом. Они не очень-то будут похожи на людей, но кто из нас действительно похож на человека? Никто не может жить без еды, даже Иисус не мог.

Я ходил и в мечеть, туда меня тоже пускали. Христиане, мусульмане – они любят обращать в свою веру. Они хотят, чтобы люди других вероисповеданий приходили к ним. Они были очень рады моему появлению. Но служитель задал мне тот же вопрос: «Ты хотел бы стать таким же, как Хазрат Мохаммед?» И тогда я с удивлением понял, что никому не нужно, чтобы я оставался самим собой, никто не собирался мне в этом помогать.

Все только и хотели, чтобы я стал кем-то другим, каким-то идеалом, и обязательно должен быть похож именно на их идеал. Но зачем мне становиться чьей-то копией? Разве бог не дал мне того, что ни на кого не похоже? Например, мое лицо – оно уникально. А мне предлагают жить с чужим лицом, с маской, да еще и понимать, что свое лицо я где-то потерял! Разве можно при этом быть счастливым? У тебя есть только лицо, да и то не твое.