Бхагаван Раджниш (Ошо) - Путь мистика

В китайском языке каждое слово независимо. Ты должен запомнить значение символа; язык – символический, образный. Но тогда очень трудно поддерживать одно и то же произношение; невозможно поддерживать одно и то же произношение, потому что у символа нет зафиксированного произношения. Ты найдешь, что в разных частях Китая одно и то же слово произносится по-разному.

Японцы могут читать по-китайски, но у них другое произношение. Китайский и японский языки различаются только произношением – символы одни и те же. Но произношение настолько разное, что их нужно воспринимать как два разных языка.

Итак, именно символ ч’ань японцы ухитряются произносить как дзэн . Но странным образом это слово подошло очень близко к изначальному. Слово ч’ань – тоже не китайское. Оно пришло в Китай с буддистскими монахами около двух тысяч лет назад. Буддисты использовали язык пали; их слово было джхан . Оно стало китайским ч’ань . Палийское слово джхан происходит от санскритского дхиан ; у него долгая история путешествий по разным формам и смыслам.

Именно дхиан мы переводим как «медитация», чистая медитация, просто свидетельствование. Нет речи ни о какой религии. Не нужно никакого катехизиса. Тебе просто не нужно никаких предварительных условий. Дхиан совершенна в себе самой. Это начало и конец всей эволюции сознания, альфа и омега.

Люди знают, что такое молитва, потому что обычно все религии зависят от молитвы; дхиан – это прямая противоположность молитвы. Молитва направлена, адресована Богу, который является только гипотезой. Ты что-то говоришь, повторяешь мантру, что-то поешь, прославляя Бога. И это либо из страха, либо из жадности. Либо ты боишься и поэтому вспоминаешь Бога, либо тебе что-то отчаянно нужно, и ты видишь, что не можешь этого устроить, и поэтому просишь Бога помочь. Но страх и жадность не могут быть религией, и истина не может основываться на гипотетическом веровании. Если ты начнешь с верования, то и закончишь верованием; ты никогда не узнаешь, какова фактическая ситуация.

Дхиан – этому прямая противоположность, никому не адресованная – нет Бога, нет речи о страхе, нет речи о жадности. Это нечто такое, что приводит тебя вовнутрь. Молитва выводит тебя наружу, а все, что уводит тебя наружу, просто мирское – делаешь ли ты это в церкви, мечети или храме, не имеет значения. Если только ты не увлечен вовнутрь, к самому центру твоего существа… ничто другое не религиозно.

Таким образом, религия очень проста: это просто вхождение в свой собственный центр.

Дхиан – это процесс возвращения к себе: оставляя снаружи тело, оставляя снаружи ум, оставляя снаружи все – уничтожение всего методом «я не это», – пока ты не придешь к точке, где уничтожать нечего.

И страннее всего тот опыт, что когда ты уничтожил все, нет больше и тебя как старого человека, которым ты обычно был, старого эго, старого «я». Это было просто сочетанием всего того, что ты уничтожил. Мало-помалу, сам того не зная, ты разрушил свое эго. Теперь есть лишь чистое сознание, лишь свет, вечный свет.

Дхиан была принесена буддистами в Китай, но в Китае случилась великая трансформация, потому что Китай подвергся великому влиянию Лао-цзы, и всем его учением было «тотально отпустить себя на свободу» (« Total let-go »).

Гаутама Будда борется, чтобы войти в собственное существо; в предельной точке он приходит к тому, чтобы полностью отпустить себя, но это – последнее. Устав от всех усилий, борьбы, аскетических практик, в конце концов он отбрасывает все. И в этом расслаблении случается то, чего он желал годами. Это происходит, когда в нем не остается желания этого. Лао-цзы начинает с того, чтобы «полностью отпустить себя» – и это была красивая встреча.

Религии встречались и в других местах, но это было уродливо: мусульмане и христиане, мусульмане и индуисты, христиане и индуисты, но все их встречи были конфликтами, борьбой, насилием. Проливалась кровь – в великих усилиях обратить друг друга!

Единственная религиозная встреча, которой можно восхищаться, случилась в Китае между буддистскими и даосскими монахами. Они не спорили, не сражались, не пытались никого обратить. Фактически, видя друг друга, они тотчас же поняли, что находятся в одном и том же пространстве. Из этого соединения буддизма с даосизмом родилась ч’ань .

Это единственная встреча религий, о которой можно сказать, что она была дружественной, сострадательной, любящей. Не было совершенно никакого конфликта, не было даже спора, сущее понимание. В глубоком молчании те и другие смогли увидеть, что, хотя их пути и были разными, они прибыли к одной и той же вершине. У даосов не было для нее названия; они оставили ее неназванной. Буддисты дали ей имя, дхиан . Но оно было таким новым, что для него пришлось создать новый символ, и этот символ произносился как ч’ань . Он остался кульминацией и синтезом двух величайших и наиболее высокоразвитых религий – но остался ограниченным буддизмом и даосизмом.

Когда он был принесен в Японию японскими искателями, он достиг новых высот; он освободился даже от буддизма и даосизма и превратился в просто дзэн . Он совершенно не нуждался в поддержке никаких буддистских доктрин; не нуждался он и в поддержке даосской философии. Он был так завершен и совершенен сам в себе, что в Японии дхиан , под именем дзэн , пришла к своему чистейшему качеству. Нигде больше в мире этого не случилось.

Сущность в свидетельствовании. Дзэн совершенно лишен всякой доктрины; у него нет учения. Человеку дзэн нечему учить; у него нет ни философии, ни религии. Он может только объяснить тебе путем различных средств молчание. Дзэн развил новые средства, которых не было ни в буддистской дхиан , ни в китайской ч’ань .

Дзэн принял совершенно новое направление, новую свежесть, новое рождение. Даже даосам и буддистам дзэн кажется немного странным. Самые ортодоксальные смеются над ним, называя его абсурдным.

Я видел выдающихся буддистских монахов. Один был Бхиккху Шангхаракшита. Он был англичанин. Наверное, он стал буддистским монахом очень молодым; теперь он очень стар. Он живет в Калимпонге, как раз на границе Индии и Китая. У него есть небольшая коммуна, и он очень уважаем. Он написал прекрасные книги о буддизме, но когда я упомянул дзэн, он рассмеялся.

Я сказал:

– Изучив ваши книги, я так и знал, что вы рассмеетесь, потому что вы все еще привязаны к буддистской доктрине. Вы не можете воспринять, что дзэн существует без всякой философской поддержки. Не нужно никакой философской поддержки; это очень прагматичный и научный метод. Вы просто свидетельствуете тело во время ходьбы, сидения, еды, слушания, говорения – что бы вы ни делали, просто будьте наблюдательны.