Кен Уилбер - Очи познания: плоть, разум, созерцание

Итак, мы можем привести ряд примеров этих трех компонентов в том виде, в каком они проявляются в сферах сенсибилии, интеллигибилии и трансценделии. По мере нашего продвижения я постараюсь делать акцент на том, что, хотя одна и та же трида абстрактных принципов действует в каждой из сфер, действительные или конкретные методологии существенно отличаются друг от друга (что вызвано различными структурными характеристиками данных или самих предметных областей).

В сфере сенсибилии – эмпирических, или сенсомоторных, событий – если вы хотите, к примеру, знать, будет ли объем газообразного водорода, выделенного путем электролиза в воду, в два раза превышать объем газообразного кислорода в тех же условиях, тогда вы должны (1) научиться осуществлять электролиз, сконструировать само оборудование, провести эксперимент, собрать пробы газов (предписания, образцы); (2) взглянуть на объемы собранных проб и провести замеры (постижения); и (3) сравнить полученные данные с данными других исследователей и подтвердить результаты. Можно без конца приводить подобные прозаичные примеры. Смысл же в том, что каждый ученый-эмпирик, проводя реальное исследование (то есть собирая данные), выполняет предписания и воспринимает данные (либо напрямую, либо при помощи продолжений органов чувств – направленных на чувственно-сенсорное приборов), а затем коллективно проверяет полученные результаты. Вот каким образом выстраивается сама база данных эмпирико-аналитической науки. И любые совокупности данных, подчиняющиеся всем трем компонентам хорошей науки, условно принимаются как достоверные.

Ключевой же момент, однако, состоит в том, что три компонента содержат в себе способ отвергать данные, являющиеся, насколько об этом возможно судить, ошибочными. Ибо, как стало совершенно очевидно благодаря Карлу Попперу, если нет совершенно никакого способа хотя бы теоретически опровергнуть единицу данных, тогда эта единица данных не может обрести когнитивного (или познавательного) статуса: если нет совершенно никакого способа опровергнуть тезис, тогда нет и способа его доказать. Три принципа верного познания предлагают «механизм потенциального опровержения» данных; этим-то и объясняется их безусловный успех.

Проблема же заключается в следующем: хотя определяющая природа данных (в любой сфере) и состоит в том, что, когда они предъявляют себя сознаванию, то делают это непосредственным, интуитивным и очевидно самообосновывающим образом, тем не менее такое предъявление (компонент постижения) зависит от априорного предписания , или инструмента . И порою наблюдается ситуация, когда инструменты познавания исследователя, будь то научные, личные или духовные, временами дают сбои. Можно привести простой пример: если у меня образуются катаракты, то я могу увидеть две луны – то есть получить ошибочные данные из-за дефекта самого инструмента. Сами данные все еще даются непосредственно, напрямую и опытным образом (и вправду, кажется, что на небе две луны), но тем не менее они ложны. Три компонента процесса познания помогают это исправить. В рамках вышеупомянутого примера я могу обратиться к друзьям с вопросом: «А вы видите две луны?». Мои эмпирические данные и моя сенсибилия оказываются соответствующим образом опровергнуты. Так, в эмпирическом исследовании «плохой» факт (например, полученный в результате плохо проведенного эксперимента) будет опровергнут не только другими фактами, но также и сообществом исследователей. Именно данное потенциальное опровержение и составляет принцип фальсифицируемости, предложенный Поппером.

Поскольку одни и те же три принципа оперируют во всех формах достоверного познавания (эмпирической, рациональной и трансцендентальной), в отношении каждой из них применим единый механизм опровержения (как мы увидим), и именно этот механизм позволяет в любом процессе истинного познавания в любой из сфер избежать деградации до уровня простого догматизма и слепой веры. Другими словами, эмпирико-аналитическое исследование специфически отличает не его «превосходящая все методология» и не его якобы уникальная процедура «верификации/отвержения» данных, – ведь, как мы убедимся, таковые можно применять и должны применяться ко всем сферам. Нет же, эмпирико-аналитическое исследование просто отличает то, что единственный вид данных, с которым оно работает, это сенсибилия – око плоти или его инструментальные продолжения. Эмпирико-аналитическое исследование, безусловно, прибегает к ментальной и рациональной рефлексии, однако данные мыслительные операции обосновываются в сенсибилии и всегда ей подчинены.

Иногда возражают, что эмпирические науки (такие как физика или биология) нередко работают с объектами или событиями, которые на самом деле нельзя пережить при помощи органов чувств (или их продолжений). Например, когда Мендель предположил существование генов, сами гены никем еще не наблюдались. Аналогичным образом, атомная/ молекулярная теория была предложена Дальтоном, хотя он никогда в действительности не видел самих молекул. Смысл же, однако, в том, что, если выразиться словами Джеймса: «Даже если наука и предположила молекулярную архитектуру под мягкой белой поверхностью листа бумаги, саму данную архитектуру можно было бы определить как материю самого отдаленного переживания из возможных – видение, скажем, ряда вибрирующих частиц, на которых закончилось бы наше знакомство с бумагой, если бы мы прибегли к увеличительным приборам, на сей день еще не изобретенным». [62] James, W. The Writings of William James. J. McDermott (ed.). New York: Random House, 1968. Итак, десятилетия спустя после того, как Мендель постулировал существование генов, электронные микроскопы позволили получить реальные изображения молекул ДНК. «Субстанции генов» были ухвачены при помощи продолжения чувственно-сенсорного ока, и существование генетического материала стало эмпирической единицей данных (а не просто теорией). Верно, что чем глубже мы погружаемся в субмолекулярные уровни, тем более размытыми становятся наши ухватывания; однако смысл состоит в том, что эмпирико-аналитическое утверждение имеет смысл только тогда, когда оно обосновывается в чувственных или потенциально чувственных данных. Таково, как мы убедились, было великое достижение Галилея, Кеплера и Ньютона; и, в своих пределах, подобное обоснование в чувственном – эмпирико-аналитическое исследование – совершенно верно.

Проблема же, как мы с вами увидели, состоит в том, что эмпирико-аналитическая наука редуцировалась до сциентизма, отказавшись признать реальность любых данных вне сенсибилии. Это и есть то, что сегодня называется «преступлением Галилея» (термин, вероятно, звучащий несправедливо по отношению к этому человеку, в намерения которого никогда не входило создание подобного уродливого редукционизма). И хотя нам, безусловно, предстоит освободить простор для эмпирико-аналитических исследований, мы не должны никоим образом ограничивать свое познание исключительно этой областью. Ибо следующей в иерархии познания является исследование интеллигибилии .