Филип Дик - Неприсоединившийся

Земля клонилась к шести часам пополудни, и рабочий день близился к завершению. Плотными роями клубились в небе рейсовые диски – перемещались от промышленных зон к окрестным кольцам жилых кварталов. Бесшумные и невесомые, они неслись в небе, унося пассажиров домой, к семьям, горячему ужину и уютным спальням.

Дон Волш сел на диск третьим – тот мог отправляться. И давно хотел улететь: Волш опустил монетку в прорезь, и ковер нетерпеливо приподнялся над землей. Дон с благодарным вздохом расположился у невидимого ограждения и развернул вечернюю газету. Напротив двое других пассажиров сделали то же самое.

Волш задумался над тем, что бы это значило. Опустил газету, которую отчаянно трепал встречный ветер, и заглянул в соседнюю колонку.

А на обороте вкладыша поместили заметку о скандале дня.

А далее шла заметка, от которой у него пошел мороз по коже. Подобные темы всплывали часто, и каждый раз Волш чувствовал себя неуютно.

И в следующей колонке:

Сидевший напротив Волша человек начал громко бормотать. Крупный, плотного телосложения, среднего возраста мужчина. Рыжеволосый, с пивным брюшком. Он вдруг потряс газетой – и вышвырнул ее прочь.

– Они не посмеют! И не смогут протолкнуть это! – заорал он. – Мы им не позволим!

Волш сунул нос в газету – он изо всех сил делал вид, что не замечает пассажира напротив. Опять, опять это происходит – а ведь он мало чего так боялся в своей жизни. Вот он, надвигающийся политический спор. Другой пассажир опустил газету, смерил соседа коротким взглядом и продолжил чтение.

Рыжий мужчина обратился к Волшу:

– Вы подписали петицию Бьютта?

И он выхватил из кармана металлизированный планшет и сунул его в лицо Волшу.

– Не бойтесь поставить подпись, в борьбе за свободу страху не место!

Волш вцепился в газету и в отчаянии посмотрел вниз с диска. Внизу проплывали жилые кварталы Детройта. Скоро выходить.

– Извините, – пробормотал он. – Спасибо, нет.

– Оставьте его в покое, – сказал рыжеволосому другой пассажир. – Вы что, не видите, джентльмен не хочет подписывать?

– А ты не лезь не в свое дело!

И рыжий придвинулся к Волшу с планшетом в требовательно вытянутой руке.

– Послушай, дружище. Ты же понимаешь, правда, что станется с тобой и с твоими домашними, если они протолкнут эту штуку? Думаешь, тебя это не затронет? Проснись, дружище! Если примут поправку Хорни, прощай свобода и права человека!

Другой пассажир спокойно отложил в сторону газету. Судя по виду – худой, хорошо одетый, с проседью, – состоятельный космополит. Он снял очки и сказал:

– От тебя несет, как от Натуриста.

Рыжий внимательно оглядел противника. И заметил на тонком пальце широкое плутониевое кольцо. Такой штукой из тяжелого металла легко проломить челюсть.

– Ты кто такой? – процедил рыжий. – Небось Пурист? Недомужик, да?

И он презрительно сплюнул в его сторону и развернулся к Волшу:

– Дружище, ты ж понимаешь, чего эти Пуристы добиваются. Они из нас дегенератов хотят сделать! В баб нас хотят превратить! Смотри, Бог создал вселенную и человека в ней, и если это хорошо для него, то хорошо и для меня! А они идут против природы, а значит, и против Бога! А эту планету создали и украсили руки мужчин , в которых текла настоящая, а не жидкая кровь! И они гордились своими телами! Тем, как они выглядели и как пахли.

И он постучал по своей широкой груди:

– Богом клянусь, я горжусь тем, как пахну!

Волш в отчаянии забормотал:

– Я… – мямлил он. – Я… я не могу это подписать.

– Уже подписал, да?

– Нет.

Мясистое лицо рыжего приобрело крайне подозрительное выражение:

– Ты что же, за поправку Хорни?

И свирепо рявкнул:

– Ты что же, значит, против естественного порядка…

– Я здесь выхожу! – перебил рыжего Волш.

И торопливо дернул за стоп-шнур диска. Тот покорно слетел к магнитному захвату в конце жилищного комплекса – ряда белых прямоугольников на зелено-коричневом склоне холма.

– Погоди, дружище, – рыжий потянулся и с явно недобрыми намерениями ухватил Волша за рукав.

Диск сбросил высоту и остановился на плоской поверхности посадочного захвата.

Наземные машины выстроились неподалеку – жены ждали мужей, чтобы оттранспортировать их домой.

– Мне что-то не нравится, как ты к вопросу относишься. Ты что же, боишься встать на защиту правды? Боишься поднять голос? Ты что же, собственного народа стесняешься? Боже правый, да ты мужик или нет?

Тут стройный седоволосый человек со всей силы ударил рыжего плутониевым кольцом, и хватка на рукаве Волша ослабла. Планшет с петицией со звяканьем упал на землю, а двое пассижиров сцепились в молчаливой и яростной схватке.

Волш отодвинул ограждение и спрыгнул с диска, спустился по трем ступеням с посадочной площадки на пепел и золу, покрывающую парковку. В сгущающихся сумерках раннего вечера он уже различал машину жены. Бетти сидела, уткнувшись в телевизор на приборной панели, и не обращала никакого внимания ни на него, ни на драку между рыжим Натуристом и седоволосым Пуристом.

– Ах ты скотина, – прохрипел седоволосый, выпрямляясь. – Вонючее животное!

Рыжий лежал, опираясь на ограждение – похоже, он был готов потерять сознание.

– Б-боже… ах ты… баба! – проревел он.

Седоволосый нажал на рычаг, и диск поднялся над Волшем. Тот благодарно помахал рукой:

– Спасибо! – крикнул он вверх. – Я признателен вам за вмешательство!

– Не за что! – ответил седоволосый, пробуя пальцем сломанный зуб. Диск набирал высоту, голос становился все тише: – Всегда рад помочь другу… – и тут до Волша донеслись последние слова: – другу Пуристу!

– Я не Пурист! – отчаянно заорал Волш. – Не Пурист я! И не Натурист! Вы меня слышите или нет?!

Конечно, его никто не слышал.

– Я не принадлежу ни к одной из партий! – занудно повторил Волш, усаживаясь за стол.

И положил себе кукурузы в сливках, картошки и кусок рибая.

– Я не Пурист. И не Натурист! Почему нужно обязательно примыкать к какой-то группировке? А что, человеку больше своего собственного мнения нельзя иметь?

– Дорогой, ты кушай, кушай, – примирительно пробормотала Бетти.

Сквозь тонкие стены светлой крохотной столовой доносился звон посуды – другие семьи тоже ужинали. Отзвуки голосов – там тоже разговаривали. Жесткие металлические интонации диктора в телевизоре. Шум духовок, и холодильников, и кондиционеров, и батарей отопления. Напротив Волша сидел Карл – шурин – и с чавканьем поедал вторую порцию горячего. Рядом сидел Джимми – сын, – пятнадцатилетка с увлечением штудировал «Поминки по Финнегану» в мягкой обложке. Он купил книгу в магазинчике на нижнем этаже жилого комплекса.