Оливер Боуден - Assassin's Creed. Черный флаг

– Возможно, за время нашего недолгого знакомства вы сумели понять мое отношение к данному… соглашению.

– Боюсь, что нет.

– Тогда я вас просвещу. Меня мутит от самой мысли о замужестве с Мэтью. Думаете, я мечтаю всю жизнь провести в доме Хейгов? Или ждете, что я стану оказывать мужу королевские почести, закрывать глаза на его интрижки, вести домашнее хозяйство, кричать на слуг, разводить цветы, вышивать салфеточки, ходить в гости к женам таких же мужчин, как Хейг, и сплетничать с ними за чаем?

Или вы думаете, что я спрячусь за мелочным соблюдением дурацких правил этикета и потеряю себя в этом лабиринте? Поймите, Эдвард, я сейчас живу между двух миров и потому хорошо вижу каждый из них. И наиболее реальным мне видится мир, который я наблюдаю в гавани, бывая там. Наиболее реальным и наиболее живым. Что же касается самого Мэтью Хейга, мне он противен почти так же, как его поэзия.

Только не считайте меня легкомысленной девицей, попавшей в беду. Я совсем не такая, Эдвард. И сюда я приехала не затем, чтобы просить о помощи. Я приехала, чтобы помочь себе сама.

– Чтобы помочь себе, вы приехали… ко мне? – повторил я, не веря своим ушам.

– Если вы этого хотите. Следующий ход за вами. Но если вы намерены его сделать, знайте: любые отношения между нами никогда не встретят одобрения со стороны моего отца, зато будут одобрены мной.

– Прошу прощения, Кэролайн, но меня заботит не столько ваш отец, сколько его мушкет.

– Неужто вас пугает перспектива сделаться врагом семейства Хейг?

В тот момент меня не пугало ничто.

– Нет, Кэролайн, не пугает.

– Я надеялась услышать от вас эти слова.

Мы простились, условившись встретиться снова.

Так начались мои отношения с Кэролайн. Нам удавалось держать наши свидания в тайне. Несколько месяцев подряд мы встречались украдкой, и ни одна живая душа не знала об этом. Мы бродили по проселочным дорогам между Бристолем и Хэзертоном или ездили верхом по пастбищам.

Наше счастье было безоблачным, пока однажды Кэролайн не объявила, что завтра утром Мэтью Хейг явится к ним в дом и будет просить ее руки. Мое сердце остановилось.

Я не хотел терять Кэролайн. Потому что любил ее и только о ней и думал. Я наслаждался каждым мгновением наших свиданий. Каждое ее слово, каждый жест были для меня подобны нектару. Я впитывал ее запах, черты лица, любовался ее фигурой. Ее смех был для меня лучшей музыкой. Меня восхищали ее ум и аристократические манеры.

Все эти мысли разом пронеслись в моей голове. Я опустился на одно колено и взял Кэролайн за руку. Потому что ее слова вряд ли были приглашением, а скорее, прощанием со мной. И если так, свидетелями моего унижения будут лишь птицы, щебечущие в листве окрестных деревьев, да коровы на полях, глядящие на нас сонными глазами и меланхолично жующие свою вечную жвачку.

– Кэролайн, ты выйдешь за меня?

Я затаил дыхание. За все эти месяцы, на каждом свидании, при каждом поцелуе меня не оставляло тревожное чувство нереальности происходящего. Мне постоянно казалось, что со мной разыгрывают затянувшуюся шутку. Я почти ожидал, что из-за ближайших кустов выскочит давящийся от смеха Том Кобли. А если не это, если я не стану жертвой мстительного розыгрыша, тогда, быть может, я был для Кэролайн последним девическим увлечением перед тем, как покориться требованиям ее сословия. Конечно же, она откажет мне.

– Наконец-то, Эдвард, – улыбнулась она. – Я думала, ты никогда не попросишь моей руки.

Я не мог поверить своему счастью и, встав пораньше, отправился в Бристоль. Я знал лишь, что Мэтью Хейг собирался утром нанести визит в дом Скоттов. Стараясь не привлекать к себе внимания, я добрался до Хокинс-лейн и нашел на ней дом Кэролайн. Возможно, Хейг уже был внутри, прося ее руки?

Что я знал о Кэролайн наверняка, так это то, что она была смелой женщиной. Пожалуй, самой смелой из всех. Вчера она была готова отринуть возможность прожить до конца дней в неге и роскоши. Более того, Кэролайн не боялась, что ее решение опозорит родителей. Я хорошо знал, до чего давящим бывает стремление ублажить отца или мать и как манит эта дорожка. Неудовлетворенная душа и душа, отягощенная чувством вины, – чей крест тяжелее?

Я не сомневался, что Кэролайн любит меня. И возможно, вчерашнее решение стать моей женой далось ей легко лишь потому, что мы были одни. Но день сменился вечером, вечер – ночью. Сколько мыслей за это время посетило голову Кэролайн, сколько сомнений? Возможно, она просто передумала и сейчас, краснея, соглашалась на предложение Мэтью Хейга и мысленно составляла прощальное письмо ко мне.

Если такое случится… что ж, у меня в запасе оставалось другое предложение – от Дилана Уоллеса.

Но тут я увидел, как парадная дверь дома Скоттов открылась и оттуда вышел Уилсон. Вскоре появился тощий писец и наконец Мэтью Хейг и Кэролайн, которую он попытался взять под руку. Последней вышла Роуз. Процессия явно куда-то направлялась.

Держась на небольшом расстоянии, я последовал за ними. Вскоре я понял, что они идут к гавани. Зачем бы Хейгу вести свою невесту туда, где пахнет навозом, кипящей смолой, свежевыловленной рыбой и немытыми телами матросов, которые по нескольку месяцев не видели берега и не тратили драгоценную пресную воду на мытье, я не знал.

Но процессия продолжала двигаться вдоль причала – туда, где покачивалась на волнах шхуна и уже начинала собираться толпа зевак. Часть борта судна была закрыта чем-то вроде занавеса, пряча от любопытных глаз название… Вскоре я догадался, что́ все это значит.

И не ошибся. Процессия остановилась перед шхуной. На меня никто не обращал внимания, зато я видел, как беспокойный взгляд Кэролайн метался между судном и Мэтью. Похоже, и она догадалась о цели этой прогулки в гавань.

Хейг опустился на колено. Уилсон, писец и команда шхуны стояли, заложив руки за спину. Они были готовы разразиться аплодисментами и лишь ждали, когда Хейг задаст традиционный вопрос:

– Дорогая, окажешь ли ты мне честь стать моей женой?

Кэролайн громко сглотнула и, запинаясь, пробормотала:

– Мэтью, н-нам обязательно д-делать это здесь?

Хейг покровительственно взглянул на нее, затем с нарочитой церемонностью взмахнул рукой, подавая сигнал убрать покрывало с борта. Под солнцем засверкало выкрашенное золотом название шхуны: «Кэролайн».

– Дорогая, разве можно придумать место лучше этого?

Если бы не серьезность момента, я бы, наверное, получил некоторое удовольствие, видя растерянность на лице Кэролайн. Я привык видеть ее весьма уверенной в себе. Сейчас ее глаза выражали сомнение, граничащее с паникой. Похоже, что для нее самой, как и для меня, такое состояние было в новинку.