Ричард Матесон - Я – легенда (сборник)

Richard Matheson

I AM LEGEND

Copyright © 1995 by RXR, Inc.

THE SHRINKING MAN

Copyright © 1956 Richard Matheson, renewed 1984 by Richard Matheson

All rights reserved

© С. Силакова, перевод, 2017

© С. Осипов, перевод, 2017

© Издание на русском языке, оформление. ООО «Издательская Группа „Азбука-Аттикус“», 2017

Издательство АЗБУКА ®

В пасмурную погоду Роберт Невилл не мог высчитать, сколько времени осталось до захода солнца, и иногда «они» выбирались из своих укрытий раньше, чем Невилл успевал вернуться домой.

Будь Невилл склонен к аналитическим выкладкам, он мог бы вычислить ориентировочное время их появления; но он судил о приближении ночи по старинке – глядя на солнце. Однако в пасмурные дни этот способ не годился. Вот почему в такую погоду Невилл предпочитал не удаляться от дома.

Он обошел вокруг коттеджа, косясь на тускло-серое небо. Из уголка его рта торчала сигарета, дымок белой нитью тянулся за плечом. Он осматривал каждое окно, проверяя, не расшатаны ли доски. После ожесточенных атак часто обнаруживалось много треснувших или висящих на одном гвозде планок. Их приходилось заменять новыми – препротивное занятие. Сегодня Невилл обнаружил только одну расшатанную планку.

«Чудеса в решете», – подумал он.

На заднем дворе он проинспектировал теплицу и резервуар для дождевой воды. Иногда выходишь – а забор вокруг резервуара помят, желоба для сбора воды исковерканы или вообще валяются на земле. Иногда камни, которыми кидались «они», перелетали через высокую ограду теплицы, иногда в железной сетке, предохранявшей стекла, образовывались дыры; Невиллу приходилось заменять разбитые стекла.

Сегодня и резервуар, и теплица были целы.

Роберт Невилл пошел в дом за молотком и гвоздями. Толкнув дверь, мимоходом взглянул на свое кривое отражение в зеркале, покрытом трещинами. Это зеркало он укрепил здесь месяц назад. Недолго оно продержится – скоро осколки амальгамированного стекла начнут вываливаться из рамы.

«Ну и пускай», – подумал он.

Больше он не станет вешать на дверь зеркала. Овчинка выделки не стоит. А повесит он туда чеснок. Чеснок – средство верное.

Он медленно прошел через тихий сумрак гостиной, повернул по короткому коридору налево и еще раз налево – в спальню.

Когда-то – в другой жизни – комната была любовно обставлена. Теперь в ней властвовала практичность. Кровать и комод Невилла занимали совсем мало места, и он превратил часть спальни в мастерскую.

Вдоль всей стены тянулся верстак. На нем размещались тяжелая ленточная пила, токарный станок для работы по дереву, шлифовальный круг и тиски. На полках над верстаком валялись без всякой системы инструменты Роберта Невилла.

Он взял с верстака молоток, вытряхнул из банки на ладонь полдюжины гвоздей. Вышел наружу, крепко-накрепко прибил доску, лишние гвозди швырнул на кучу щебня.

Долго стоял на газоне перед домом, созерцая перспективу безмолвной Симаррон-стрит. Высокий тридцатишестилетний потомок немцев и англичан, он имел крайне непримечательную внешность, если не считать крупных упрямых губ и пронзительно-голубых глаз. Сейчас его глаза лениво разглядывали обугленные руины – все, что осталось от домов по обе стороны от его коттеджа. Он сам сжег эти дома, чтобы «они» не могли перепрыгнуть на его крышу с соседских.

Спустя несколько минут Невилл, сделав глубокий, медленный вдох, вернулся в дом. Швырнул молоток на диван в гостиной, закурил новую сигарету, выпил свою обычную утреннюю стопочку.

Потом заставил себя пойти на кухню – убрать из раковины все, что накопилось за пять дней. Он знал, что также надо бы сжечь бумажные тарелки, стереть пыль с мебели, вымыть раковины, ванну и унитаз, сменить постельное белье, – но был совершенно не в настроении этим заниматься.

Потому что он был мужчиной и жил один, а для живущего в одиночестве мужчины такие мелочи не имеют никакого значения.

Близился полдень. Роберт Невилл собирал чеснок в теплице.

Сперва его мутило оттого, что приходится нюхать чеснок в таких количествах, что в животе постоянно бурлило. Теперь запах впитался в его дом, в одежду и, как порой чудилось Невиллу, даже в тело. Невилл уже практически перестал его замечать.

Набрав полную корзинку головок, он вернулся в дом и высыпал чеснок в раковину. Щелкнул выключателем – лампа замигала, затем все же засияла ровным светом. Невилл раздосадованно присвистнул. Опять генератор капризничает. Придется снова раскрывать этот чертов учебник и проверять провода. А если с ремонтом будет слишком много возни, то и вовсе поставить новый генератор.

Он взял нож, сердито подтолкнул к раковине высокую табуретку и с усталым кряхтением уселся на нее.

Вначале он разделил головки на маленькие серповидные зубчики. Затем разрезал каждый жесткий розовый зубчик надвое, обнажив мясистую сердцевину. По комнате разнесся резкий, едкий запах. Когда стало совсем нечем дышать, Невилл переключил кондиционер в режим вытяжки, и вонючий воздух улетучился.

Невилл взял с полки острую спицу. Проткнул каждую половинку, нанизал все кусочки на проволоку. Получилось двадцать пять связок.

Сначала он вешал эти связки на окна. Но «они», стоя на безопасном расстоянии, швыряли в окна камнями, пока не пришлось заколотить разбитые рамы фанерой. В конце концов он отодрал фанеру и заколотил окна сверху донизу дощечками. Дом превратился в мрачный склеп, но лучше уж так, чем терпеть ежевечерний камнепад со стеклянным градом. А когда Невилл установил три кондиционера, жизнь стала вполне сносной. Человек к чему угодно способен привыкнуть – если не оставить ему другого выхода.

Доделав чесночные «бусы», Невилл вышел во двор. Снял с заколоченных окон старые, потерявшие свой чудодейственный запах связки, укрепил на их месте новые.

Эту операцию приходилось проделывать дважды в неделю. Чесночные «бусы» – его первая линия обороны и пребудут ею до тех пор, пока он не подыщет средство получше.

«Ах, линия обороны? – частенько всплывал в голове вопрос. – От чего обороняемся?»

Сегодня с полудня до самого вечера Невилл занимался изготовлением кольев.

Он делал их на токарном станке из толстых деревянных палок, предварительно распиленных на девятидюймовые заготовки; прижимал к бешено вертящемуся точильному кругу кончик каждого кола, пока тот не становился острее кинжала.

Работа была утомительной и монотонной, мелкие, пахнущие гарью опилки разлетались, облепляли кожу, застревая в ее порах, проникали в легкие, вызывая приступы кашля.