Мишель Каплан - Византия

Однако кризис был слишком глубоким, чтобы его мог урегулировать обычный Церковный собор, даже при применении полицейских мер императором. В его обязанности входило обеспечение выполнения решений Церковного собора, не останавливаясь перед использованием для этого силовых приемов. Впрочем, население Константинополя не было особенно твердым в своей вере, что показало проведение Церковного собора в Халкидоне. Монофизитство распространялось главным образом в народных массах в восточных провинциях империи, в Сирии (начиная с Антиохии) и в Египте, за

исключением Палестины. Императорская власть смогла восстановить порядок в больших городах, не устранив, однако, приверженность к крамоле в сельской местности. Эта ветвь христианства, позволившая каждому исповедовать религию на своем языке, стала основой расцвета коптского христианства (коптский — язык египтян) и сирийского (или арамейского; на арамейском языке сирийско- палестинского региона говорил Иисус). Население здесь ощущало одинаковую ненависть к грекоговорящему халкидонскому епископу и к греческим сборщикам налогов, посланным Константинополем. Греко-римская цивилизация, просуществовавшая в течение восьми веков, повсюду трещала по всем швам. Особенно тревожно было в тех регионах, которые постоянно подвергались атакам опасных врагов — сначала персов, а затем арабов.

Многие императоры являлись монофизитами, в частности Феодора, влиятельная супруга Юстиниана. Другие же, главным образом в начале VII века, пытались достигнуть синтеза, но оба лагеря отклонили их усилия. Проблема была решена совершенно парадоксальным образом: через десять лет монофизитские регионы оказались завоеваны арабами-мусульманами. Завоеватели встретили весьма слабое сопротивление, учитывая общую несостоятельность византийских армий. Договоры о капитуляции подтвердили свободу культа монофи- зитов, конечно, очень ограниченную, но и такой у них раньше никогда не было.

СПОРЫ ОБ ИКОНОПОЧИТАНИИ

Четвертая и пятая заповеди Закона, данного Моисею, запрещают делать разные изображения, представляющие творения Бога, и падать ниц перед ними. Эти заповеди, которым буквально следовали в иудаизме и исламе и у наиболее ригористических христиан, привели к отсутствию скульптур в церквях восточного христианства, за исключением барельефов. Но требование заповедей выполнялось значительно менее строго в живописи или мозаике.

Фактически с самых первых времен христианства в церквях имелись иконы: цель их размещения состояла в том, чтобы проиллюстрировать Священную Историю населению, в большинстве своем неграмотному и не имевшему прямого доступа к Писанию. Согласно Отцам Церкви, в этом не было никакого отступления от заповедей, предмета особой набожности. Напротив, объектами поклонения были портреты императора, развешанные повсюду. Перед ними зажигали светильники и курили фимиам — это продолжало дохристианскую традицию, политическая цель которой вполне очевидна. Единственными предметами культа были реликвии (останки) мучеников за веру, впоследствии — святых людей.

С середины VI века это явление приобрело особый размах. Создавать портреты святых начали еще при их жизни. Иконы, как и реликвии, обретали чудесные свойства, что способствовало распространению их собственного культа, поначалу имевшего личный характер. Затем этот культ приобрел общественный характер и очень важное значение: некоторые иконы считались нерукотворными; например, икону Пресвятой Девы, защитницы Константинополя, носили перед стенами столицы во время ее осады аварами в 626 году. Таким образом, икона приобретала могущество, связанное с изображенным объектом. Она стала посредником между Богом и людьми, одним из средств Божьего

заступничества вместо заступничества императора, которое в период невзгод VII века не слишком внушало доверие.

Разве не следовало попытаться прибегнуть к помощи сакральных объектов, тем более что уверенность в присутствии божественных сил в материальном мире глубоко укоренилась в грекоримском и восточном мире задолго до появления там христианства и вполне соответствовала представлениям жителей Восточного Средиземноморья VII века? Иконы стали главным элементом византийской жизни: они широко использовались и духовенством, и светскими властями — вместо императорского изображения, и простым людом; они являлись предметом домашнего и публичного почитания. Иконы позволяли сделать доступной божественную помощь, но лишали императора его привилегированного положения как посредника между Богом и людьми.

Лев Исавр, ступивший на престол в 717 году, чтобы защитить столицу во время последней арабской осады, стремился объединить все силы прежде всего вокруг императорской власти. Для этого, начиная с 730 года, он пытался убрать иконы из церквей, но встретил сопротивление части духовенства, в особенности некоторых прелатов Малой Азии. Однако победы над арабами, одержанные им и его сыном Константином V, позволили последнему навязать иконоборчество в ходе Церковного собора, проводившегося в Иерии, азиатском пригороде Константинополя, в 754 году. С тех пор иконоборчество сделалось официальной церковной политикой, которую император был обязан проводить даже силой.

По сути, вопрос опять вращался вокруг представления о Христе, Богоматери и святых. Опираясь на то, что Христос одновременно — Бог и человек, а Бог не может быть изображен, иконоборцы приводили неотразимый довод: изобразить одновременно обе природы Христа-человека — значит смешать эти обе природы и впасть в монофизит- ство. Если же изображать только Христа-человека, придется разделить оба его начала, что приведет к несторианству. Иконоборчество допускало только символические представления божества: крест, Евхаристию и Слово.

Предводителем иконопочитателей был Иоанн Дамаскин, занимавший некую должность в Халифате, ушедший в палестинский монастырь, расположенный за пределами империи, где имелась возможность более свободно выражать свои мысли. Он исходил из следующей идеи: сам факт воплощения Бога во Христе сделал Бога доступным изображению; Христос есть икона Бога-Отца. Он полемизирует с иконоборцами: так как Христос вполне человек, его можно изобразить, а если нет — это монофизитство, так как в результате смешиваются две Его природы. Очевидно, если можно создавать икону Христа, то тем более можно создавать иконы Богоматери и святых. Иоанн устанавливает иерархию значений икон. Ему остается снять с себя обвинение в идолопоклонничестве. Для этого Иоанн разделяет изображение, то есть материальный предмет, и его прототип, первообраз. Изображение является не предметом культа, а просто объектом почитания: честь, отдаваемая иконе, на самом деле относится к прототипу представленного на ней лица. Таким образом, речь идет о противоположных и непримиримых концепциях воспроизведения Божественного.