Наталия Гречук - Петербург. События и лица. История города в фотографиях Карла Буллы и его современников

Последнее замечание, кстати, весьма знаменательно. Как я могла понять из читанного о саде, было время – и очень долгое, – когда он в определенной степени исполнял функции теперешнего Института растениеводства.

В самом деле, брошюрка 1836 года, к примеру, рассказывает «любителям сельского домоводства» о нескольких десятках новых сортов хлебных злаков, испытанных на делянках сада: пшеницы, ржи, полбы, овса… (Названы они тут «ниворослями», то есть растущими на ниве. Никогда прежде не слыхала такого слова!)

А в году 1894-ом очередной директор сада А.Ф. Баталин рассказал в своей работе «о новых и малоизвестных полезных растениях, введенных в культуру в последнее время Императорским Ботаническим садом в С.-Петербурге».

Знаете ли вы, что именно с той поры и появилась на наших с вами «огородах» малина с желтыми ягодами?

Закладывая город «на берегах пустынных волн», «мореплаватель и плотник» Петр I решил сделать свой Санктпитербурх великой морской столицей России.

Так и вышло. Очень быстро был прозван Петербург «Северной Венецией», ведь, кроме Большой Невы, прорезают его невские рукава, многочисленные реки, речки и каналы.

Поначалу мостов город не имел. Самый первый на Неве, наплавной, плашкоутный появился лишь после смерти Петра, в 1727 году. Так что было совершенно естественно передвигаться в городе по воде.

Сам «отец-основатель» плавал от берега к берегу на лодке, именуемой на английский лад верейкой: от слова «wherry», которое «лодка», или «ялик», и означает. Он и приближенных своих приучал к такому средству передвижения.

И надо заметить, выбрал для этого весьма оригинальный способ…

Несколько позже, чем было построено Адмиралтейство (1704 год) и чуть раньше, чем начали строить суда на Охте (1720 год), повелением Петра устроена была верфь на берегу Фонтанки против Летнего сада, у впадения ее в Неву. Верфь эта была названа Партикулярной, потому что делались здесь, «по образцу европейских», суденышки «гражданские», для частных лиц. И некоторые эти лица – те, что из царского окружения, получали их, как тогда выражались, «безденежно». Более того, подарок оказывался принудительным. Петр желал, чтобы его сотоварищи хорошо освоили лодки и малые яхточки, пользовались ими постоянно, даже «во время бываемых великих ветров и штормов ходили без страху». Не знаю, для обучения ли вельмож, но устроено было при Партикулярной верфи даже «водоходное училище»…

При этом царь оказался столь требователен, что по воскресным дням заставлял всех владельцев дареных лодок собираться «целым флотом» на Неве – устраивая им смотр и «экзерциции».

Желал Петр приспособить к жизни молодой столицы и такой экзотический транспорт, как буер.

«Two things are necessary for ice-boating – ice and cour-age» – «две вещи необходимы для катания на буере – лед и храбрость». Так написано в американской «Encyclopedia of Sports». Насчет льда и храбрости правильно замечено. Все равно, как сказать, что Волга впадает в Каспийское море. Но я бы лучше вместо слова «храбрость» употребила другое, доставшееся и англичанам, и нам от французов: «кураж». В нем заложен еще и задор!

Интересно, что само слово «буер» при Петре и попало в русский язык, причем точно в том звучании, как оно произносится голландцами: «bu-jer». И неудивительно: Петр в Голландии бывал, работал плотником на верфи в Саардаме. Завезенное царем в отечество слово прижилось, его даже внесли в «Лексикон вокабулам новым».

Вокабула-то была новая, но обозначаемое им сооружение новинкой для российских людей вовсе не являлось. Северные поморы и жители берегов Ладоги и Онежья бог знает с каких времен ставили деревянные платформы на железные коньки и разъезжали по льду, ведя зверобойный и рыбный промысел…

Однако попытка царя приучить к буеру петербургских вельмож тогда практически не удалась. Видимо, им куража недостало. Известно, что на буере только сам царь иногда и ездил.

Потом буер из столичного обихода надолго исчез. Может, и находились какие энтузиасты, но история об этом умалчивает. А когда заговаривает снова, то называет сведения приблизительные и по достоверным источникам непроверяемые.

Например, что в 1819 году на верфи петербургского Адмиралтейства был построен, по словам «Энциклопедического словаря физкультуры и спорта», первый спортивный буер. Для кого, для каких соревнований – неизвестно. А о том, последовали ли за первым «спортивным буером» второй, третий и так далее, и вовсе неоткуда узнать.

Остается довольствоваться случайными строками из обзора в известной столичной газете «Северная пчела» за май 1852 года. Его автор вспоминает «иные зимы, когда лед станет гладко». Тогда на Неве «являются буеры (парусные санки), и охотники до этих удовольствий, преимущественно англичане, катаются даже на взморье…».

Тем временем официальная история (уже упомянутый «Энциклопедический словарь физкультуры и спорта») подбрасывает новую информацию: дескать, в январе 1882 года проведена была в Петербурге первая буерная гонка на дистанцию 32 версты (чуть больше 34 километров)… Ее проверить, казалось бы, просто: посмотреть газеты того времени. Только в них о той гонке ни слова. Сочли, видно, что слишком новое и незнакомое для обывателя это дело: заинтересуется ли? Про рысистые бега – пожалуйста!

Кстати, январь 1882 года был в Петербурге морозным и вьюжистым. Газета «Голос» рассказала, что отправившийся 25 января от вокзала в Ораниенбауме в Кронштадт караван саней и кибиток с пассажирами был разметен по льду поднявшимся бураном, ураганный ветер поднимал в воздух кучеров и лошадей, и многие седоки позамерзали в пути… Ужас!

Что можно сказать о буерном спорте в Петербурге с уверенностью, так это следующее: он начал развиваться здесь на самом рубеже XIX и XX веков. Вот уж когда в городских газетах стали достаточно регулярно появляться сообщения о столичных буеристах и их состязаниях.

«Вчера, несмотря на крепкий мороз, – сообщала, к примеру, «Петербургская газета» 20 декабря 1900 года, – по оледенелому взморью бесшумно, но красиво скользили легкие буэра, показывая при этом такую резвость, которой бы позавидовал любой паровоз».

За три дня до нового, 1912 года состоялись даже рождественские буерные гонки – фотография, которую вы видите, тогда и сделана.

А уже в январе 1914 года «С.-Петербургские ведомости» заявляли о «громадном развитии этого вида спорта» в Петербурге: «флотилия буеров насчитывает в своей среде до 50 саней-лодок…». Столичные буеристы даже решили организовать свой собственный Буероклуб. Но развернуться не успели: в августе 1914 года, как известно, Россия уже была втянута в мировую войну.