Михаил Трофименков - Убийственный Париж

Очередной побег он обмывал 24 декабря в баре «Микки» на улице Круа-Нивер. Бреан, сосед по стойке бара, имел несчастье упомянуть свою профессию — инспектор полиции. Деме не медля ни секунды пристрелил собеседника, а затем отхлестал труп по щекам, приговаривая: «Курочек (еще одно жаргонное обозначение полицейских. — М. Т.) я люблю только жареными». Тут-то его и взяли.

13 июня 1950 года Деме приговорили к смерти, но в ноябре помиловали. Выйдя на свободу в 1968 году, он прожил еще два года и, наверное, радовался, что его дядя стал легендой великого бунта, студенты присвоили имя Бонно одному из амфитеатров захваченной ими Сорбонны, а Джо Дассен посвятил «трагическому бандиту» одну из лучших своих песен.

P. S. Снятые в 1912 году фильмы Викторьена Жассе о «банде Бонно» — «Серый автомобиль» («Бандиты на автомобиле») и «Вне закона» — первые фильмы, запрещенные французской цензурой. В фильме Филиппа Фурастье «Банда Бонно» (1968) Бонно играл Бруно Кремер, Науку — Жак Брель, Гарнье — Жан Пьер Кальфон, Каруа — Франсуа Дирек, Суди — Доминик Морен, Кибальчича — Мишель Витоль, Дьедонне — Паскаль Обье, Красную Венеру — Анн Вяземски. В «Бригадах Тигра» (2006) Жерома Корнюо, основанных на телесериале (1974) Виктора Викаса, у Бонно лицо Жака Гамблена. В 2011 году к съемкам телефильма о Бонно «Анархист» приступил Флоран Эмилио Сири. Существует документальный фильм Будара Костеля «Банда Бонно». Неотразимый экспроприатор экспроприаторов, похожий на всех анархистских джентльменов-грабителей сразу, — герой Бельмондо в «Воре» (1967) Луи Маля.

В 1969 году в бар «Гаврош», принадлежавший пятидесятитрехлетнему Жозефу Брахиму Аттиа, вломился мелкий налетчик Кристиан Жюбен, считавшийся среди коллег буйным сумасшедшим. Он убил барменшу и бармена, под дулом револьвера отвез Николь, дочь хозяина, в отель на улице Бланш, где, хотя и был гомосексуалистом, изнасиловал.

Подонок осквернил любимый уголок друзей Аттиа: столь же великого, сколь и уродливого, актера Мишеля Симона, писателя-медвежатника Альфонса Будара, юмориста Фернана Рейно, певца Даниеля Гишара. Аттиа владел за свою жизнь многими заведениями. Шансонье-интеллектуалка Моника Морелли продала ему кабаре «Папаша Убю» на улице Шевалье де ля Барра. А знаменитую Барбару он ошеломил рыцарской галантностью в Абиджане, столице Берега Слоновой Кости, где она выступала в 1961 году в его клубе «Рефюж». Первым делом Жозеф невзначай выяснил, что ее любимый цвет — красный. Назавтра, к началу репетиции, все, буквально все в клубе было красным.

Но чем могли люди искусства помочь Аттиа в его унижении и горе? Спеть в утешение? Разве что посочувствовать.

Дружил он и с государственными мужами. Их свели трагические обстоятельства: два года жизни отняли у Аттиа нацисты — пять месяцев в камере смертников тюрьмы Френ, потом Маутхаузен. Очень сильный и безмерно бесстрашный, он спас в лагере многих из тех, кто впоследствии возглавит Францию: министра юстиции Эдмона Мишле, военного дипломата и разведчика Пьера де Фромана, короля авиапрома Марселя Дассо. Они, наверное, могли помочь: мобилизовать, что ли, на поиски убийцы авиацию и флот?

Но Аттиа не нуждался ни в их, ни в чьей-либо еще помощи.

Свои проблемы он решал сам: даже подхватив где-то пулю на склоне лет, к врачам не обращался — как-то справлялся сам. Однажды молодому музыканту, выступавшему в «Рефюж», мешал, осыпая оскорблениями, пьяный клиент. Аттиа — костюм с бабочкой, идеальный пробор — вывел буяна из кабаре под дулом револьвера: с улицы донеслись два выстрела. В воздух или в клиента, никто не поинтересовался. Вернувшись в зал, он лишь сделал певцу отмашку ладонью, дескать, все в порядке: «Мое почтение, дружище».

Комиссар Роже Ле Тайантер вспоминал: наутро после преступления в «Гавроше» «Париж кишел наемными убийцами, оплаченными Аттиа». Жюбен должен был быть счастлив, когда его арестовали: смерть в тюрьме — а он умрет в тюрьме — казалась блаженством по сравнению с перспективой попасть в руки «горилл» Аттиа. Надо было совсем не дружить с головой, чтобы оскорбить Жозефа…

Да какого, к черту, Жозефа! «Большого Жо» Аттиа.

«Гаврош» и «Рефюж» — а еще «Лидо» в Ля-Рошели, записанное на жену директора тюрьмы, из которой Жо как-то бежал — были штабами, где планировались перевороты, шампанским отмечали удачные ликвидации, а виски — поминали друзей, которым не повезло. Заговорщиков не смущало, что «весь Париж» приходил в заведения Жо поглазеть на них, как в зоопарке. Жо мог гордиться не только орденом Почетного легиона, которым генерал де Голль собственноручно украсил его грудь летом 1945 года, но и славой первого в истории бандита, ставшего секретным агентом мирового уровня.

Сын тунисца (возможно, тунисского еврея), в 1914 году мобилизованного на сельскохозяйственные работы во Франции, Жо не смирился с тем, что, сделав ребенка гладильщице-бретонке, папа исчез из ее жизни, и до самой смерти рассказывал о героической гибели отца: пуля попала ему в лоб, когда он бежал в атаку под Верденом. Тюрьма стала для Жо домом уже в четырнадцать лет, когда в легендарном «Чреве Парижа» он обчищал пьяных и воровал лотки с овощами.

Говорят, он мог бы стать великим боксером, но продажные менеджеры отлучили его от большого спорта за отказ лечь в купленном поединке. Пришлось идти в большой бандитизм. В каторжных «африканских батальонах», где отбывали воинскую повинность уголовники, он сдружился с Пьером Лутрелем, будущим «врагом общества номер один» «безумным Пьеро» (39). Товарищи по несчастью звали Аттиа «Жо ле Моко» — по ассоциации с Пепе ле Моко, романтическим гангстером, которого сыграл Жан Габен в модном фильме Жюльена Дювивье (1936).

Вернувшись во Францию, Жо не вписался в оккупационные правила игры. Дважды его арестовывали за хранение оружия в начале 1941-го, но он отделался легко — девятью месяцами тюрьмы. Однако начались покушения на немцев, ответные репрессии — теперь третий арест означал расстрел. Многие кореша уже числились во французском гестапо, «банде Бонни-Лафона» (37). Лутрель оказал протекцию и Жо, но у него с гестапо как-то не заладилось: так что напрасно послевоенная пресса обзывала его — играя на обывательском расизме — «гестаповским палачом Тунисцем Брахимом».

Что именно не заладилось, не очень понятно. Интересничая, что ли, перед новым начальством, Жо что-то наговорил об известных ему террористах. Это «что-то» оказалось липой: пятнадцать человек как схватили, так и отпустили, а Жо пришлось сделать ноги из гестапо и — куда еще деться — уйти в подполье Сопротивления, но 16 марта 1943 года он попался. Лафон отдал его на пытки «Красноносому» Шаве, любителю отрезать головы, и ненавидящему весь белый свет экс-полицейскому Майебюо. «Мамонт» Данос и, возможно, Пьеро спасли его от казни прямо в логове гестапо: Лафон передал Жо немцам.